На картошке



Стояла ты, тонкое, юное диво -
казалось всё поле похожим на бал.
И ветер трепал твою русую гривку,
над кедами ладные брючки трепал.
Щекой в борозде розовела картошка,
едва досмотрев чернозёмные сны.
Глаза твои - ясное утро в окошке,
мятеж и мечтательность синь-глубины.

В кого влюблена студиозочка дивно?
Ну, что мне за дело до детских грехов...
Вздыхала. И поле вдыхало наивный
нездешний настой приворотных духов.
Лишь солнце и ветер тебя замечали.
Лишь я, а не тот, для кого ворожишь.
И ветром умчало две капли печали
обратным путём из Терновки в Париж...




Костёр у моря


Там уголь створок с перламутром
и хереса дубовый яд,
от чьих щедрот назавтра утром
глазные яблоки болят.
Костёр в пяти шагах от моря,
на трёх камнях железный лист.
И априори в соль-мажоре -
печёных мидий пар и свист.
Там грани варвара-стакана,
что трубкой мира, вкруг огня

вращается легко, не пьяно,
о зубы бодрые звеня.
Там нежность пассии поспешной
и откровения Москвы -
терпки, безбашенны, безгрешны,
как запах сброшенной листвы...
Руины пира перламутром,
изнанкой раковин, блестят,
и шайка чаек зябким утром
клюёт примятый виноград...