На черепе твоём не острова -
материки. Не родинок, а родин.
И всё же старость слишком неправа,
когда подводит смерть так близко. Вроде
в тех помыслах, что теплятся в тебе.
становится уже всё меньше фальши,
но тут года, болезни и т. п.,
а хочется узнать, что будет дальше…
Хотя уже давно, наверняка,
по памяти читаешь книгу судеб,
и ведаешь - что сгинет на века,
а что ещё успеется и будет.

Как будет вечен сорок первый год,
где прозвенит трамвай по Сабунчинке,
и голубь с репродуктора вспорхнёт
клевать на трупах белые личинки.
И далеко от жгучего Баку,
в средине лета, века и наречий,
последний всадник срубит на скаку
мильоны, и мильоны изувечит.
И вырвет жаждой высохший язык,
чтобы молчал о том, что видел там ты,
оставив лишь один оскал, старик -
смеяться над фантазиями Данте.