Фрамуга дребезжит:
как старческой рукой
ощупывает темноту и ветер –
анфас какая полночь? И какой
набухший профиль у луны в декрете?

Листом последним шепелявит тьма –
на зуб последний пробуя фонему.
И сходит медленно от холода с ума
как негр веснушчатый невидимое небо.

На желатиновых прослойках облаков
луна валяется надкушенным цукатом –
игра окончена: всё выставив на кон,
ноябрь проигрался без возврата.

И в гневе медяков последних горсть
швыряет в пустоту осатанело!..
И чудится ему за дверью гость,
как в ржавом анекдоте: в наглом белом!

Пора и нам…
Но притворив окно,
из дрожи в жар нас поведут детали,
что так прославили немецкое кино
и ряд последний в каждом кинозале…