Шарль Бодлер. Поездка на Сиферу

Вадиму Алексееву

Сравниваю Ваш перевод с переводом Гелескула:

ВОЯЖ НА КИФЕРУ[2]

Легка была душа, как чайка над водой,

Когда на корабле поскрипывали тали

И парусник летел в безоблачные дали,

Пьянея от лучей, как ангел молодой.



А что за остров там, в расщелинах и скалах?

Кифера, господа, хоть он и знаменит,

О нем и старый хлыщ наслышан, и пиит,

Но в общем островок из самых захудалых.



Кифера! Колыбель сердечных тайн и смут!

Пеннорожденная, бессмертная, ты рядом,

И родина любви доныне дышит садом,

И даже камни там по-прежнему цветут?



О заповедный край страстей, стихов и арий,

Твоим роскошествам, и миртам, и цветам

На всех наречиях курили фимиам,

Кропя надеждами мифический розарий,



Где вечен голубков воркующий галдеж.

Увы, былой цветник заброшен и печален,

Но в вихре карканья над пустошью развалин

Я вдруг увидел то, что видеть невтерпеж.



О нет, не жгучих тайн воскресшие обряды

И не затерянный в укромной роще храм,

Где жрицы юные аттическим ветрам

Распахивали грудь, искавшую прохлады.



О нет. Где паруса вдыхали свежий бриз,

Распугивая птиц на отмелях и плитах,

Три шатких горбыля, над висельником сбитых,

Вонзились в небеса, как черный кипарис.



Он рос, облепленный голодной стаей птичьей,

Клещами щелкала их жадная орда,

Заглатывая плоть загнившего плода,

И в радостной борьбе трудилась над добычей.



Зиял пустых глазниц расколотый орех,

К ногам текло нутро, чтоб высохнуть от пыли,

И дружно грешника вороны оскопили

В отместку за разгул неправедных утех.



А бедра раздирал в соперничестве зверьем

Четвероногий сброд, учуявший жратву,

И опытный вожак учил их мастерству,

Заслуженный палач, завидный подмастерьям.



На острове любви родился ты и жил,

Невольный мученик забытого завета,

Ты искупил его, стал жертвой, и за это

Отказано в земле, где рос ты и грешил.



При взгляде на тебя, на куклу в балагане,

Меня от жалости и нежности к тебе

Стошнило памятью о собственной судьбе

И горлом хлынуло мое воспоминанье.



Я вспомнил воронье, мой бедный побратим,

И хищные клевки в усердьи неизменном,

А недоклеванное в пищу шло гиенам,

Чтоб голод утолить, но он неутолим.



Дремотных парусов качались опахала,

И радовался мир безоблачному дню,

И знал один лишь я, что душу хороню,

А в сердце ночь росла и кровью набухала.



На острове любви не скрасили цветы

Удавку двойника, лишенного могилы.

Вот дух и плоть мои. Пошли мне, Боже, силы

На наготу свою глядеть без тошноты.

Перевод Гелескула выполнен тщательно. Взгляд переводчика не
заострён на натуралистических подробностях. Каждое четверостишие доведено до совершенства. У Вас работа явно не
завершена. Есть отличные катрены, но много таких, где форма
александрийского стиха не соблюдена. Мой совет - продолжить
эту интересную работу и рассматривать то, что уже сделано, лишь
как черновик.
С уважением
ВК