Кисонька, Бусик и лунная бражка. Конкурс "Литературный фельетон" /"...мы в фазе селяви..."

Не знаю, как начать. Понимаешь, история такая, прямо скажем, интимная, в общем, личная такая история одной моей подруги. Если узнает, что я о ней написала, будет дуться всю оставшуюся жизнь. Ну, да Бог с ней. Сама виновата. И Бусик ее виноват. Бусик – это человечек такой лунный. Пришел к ней ночью, прямо в постель, и ботинки не снял. Говорит:
- Сейчас я тебя целовать буду, а ты лежи тихонько, чтобы этот не проснулся. Потом чайку попьем. Я тебе тут подарочек припас, смотри, - и цветочком, засушенным ей в нос, - млечная кашка называется. Я ее на самом краешке нашел. Вот завяла, пока донес. Но ты не бойся, все, что надо исполнит. Ну, давай целоваться!
Кисонька – так подружку все называют – и говорит ему:
- Бусик, я конечно не против целоваться, только где у тебя ротик, что-то не видно?
- Какая ты, все-таки, недогадливая, - Бусик ей, - ботинки надо снять сначала.
И потек Бусик ротиком по тельцу своему в сторону ботинок. Кисонька приподнялась, смотрит не отрываясь, что теперь будет. А из ботинок бусиковых - голос:
- Снимай скорее ботинки, а то кашку млечную придется назад на краешек определять. Сама понимаешь, хлопотно это.
Короче, после всего этого бреда, Кисонька проснулась утром раненая на весь свой кисонькин мозг. Смотрит, и впрямь, на самом краешке постели у нее цветочек засушенный валяется. Только забыла она, как называется, то ли гречка, то ли ряска, что-то в этом роде.
Ну, тут и началось.
Кисонька - вся из себя воздушная и эфирная барышня, такие не особо мужикам-то. Глянет глазками своими – луп-луп – а толку? Нет в ней такого – ды-ды-ды – как мужики любят, ну, телефончик отключить к месту, или там, припоздать слегка на свиданье, прикокетничать ли, или напиться и в разнос пойти – е-мое! Она все глазками, глазками, ласковая такая, нежная, мол, вот я вся твоя до гроба! Ну, был у нее охранник один, сам, как Лель кудрявый, глянешь на него так и хочется денег дать. Жалкий какой-то. Они с Кисонькой в театр ходили, оперы и балета, «Иоланту» слушать – смех да и только. В общем – два сапога – пара.
- Я, - говорит, - билеты достал, пойдем-ка в театр, в субботу «Лебединое» будем смотреть, а то, - говорит, - душа музыки страждет, прямо с понедельника терплю, дни считаю.
А это дело, ну, с Бусиком, как раз с пятницы на субботу и приключилось. Утром, значит, Кисонька цветочек нашла и в книжку его затолкала, на 237 страницу. На полку книжку сунула и забыла на какую.
Смотрит Кисонька, у нее в шкафу платья шевелятся, и кофточки с юбками вправо-влево ходуном ходят, подрагивают. Тут-то она не спит, как будто, щипнула себя даже за плечо – больно. Пригляделась, платья-то не такие, не ее вроде бы. Вытащила одно, в лапку такую гусиную, серенькое, а оно как засияет, как засветится, вспрыгнуло на Кисоньку и прилипло, как кожа вторая. Кисонька: – ой! - говорит, и - к зеркалу. А там! Лицо точно кисонькино, а остальное – нет! Грудь такая заманчивая, размер эдак 3-4 на вид, на самом деле у Кисоньки бюстик был слабенький, едва виднехонький, жалостный такой бюстик, все она его прятала в пуговки да в воротнички. А тут – нате вам – шары такие образовались, прямо загляденье, да и только. Ножки сделались длинненькие, коленочки мягонькие, ну, Наоми, только в белокожем варианте. Сама понимаешь. Волосы, значит, у Кисоньки расплелись, по плечикам округлым разметались. Думает Кисонька: «Откуда волосы у меня? Свои-то, стрижечкой облагороженные, под пажа, где?»
И звонок вдруг в дверь, Лель пришел. Кисонька заметалась, давай платье сдирать. Да, не тут-то было, она его долой, а оно опять прилипает. А звонок опять трещит, Лель, значит, настойчивость проявляет за дверью.
Делать нечего, пошла Кисонька дверь Лелю открывать. Зажмурилась вся, замок нащупала, рванула дверь и стоит, глаза не открывает.
- Екатерина Смыслова здесь живет?
Кисонька глаза открыла и видит: стоит на пороге корзина с цветами, изумрудные такие цветы, в зелени остролистной, большая корзина, широкая, красивая. Кисонька глаза поднимает – дядьку видит с усами, а он опять:
- Вы Екатерина Смыслова будете?
- Я, - лепечет Кисонька, - а что?
- Вам цветы велено доставить.
- От кого?
- А про это не велено. Распишитесь вместо птички, - и пальцем дядька ткнул в бумажку, - здесь.
Стала Кисонька корзину в дверь протискивать, а дядька исчез вместе со своей бумажкой.
«Сейчас Лель придет, цветы увидит, что будет-то? – думает Кисонька, - надо бы их на балкон что ли определить, пусть там пока постоят».
Кисонька корзинку по паркету до балкона дошкребла и дверь на балкон закрыла. А мороз! Цветы завянут, жалко! Ладно, не до них!
И опять звонок в дверь. Кисонька уже глаза не закрывает, бежит открывать.
- Почта, - говорят, - телеграмма вам. Распишитесь.
Кисонька телеграмму взяла и читает:
«театр не ходи буду двадцать бусик»
Села Кисонька на тахту, руками голову обхватила, только думать собралась, как опять звонок.
Открывает, Лель стоит в форме охранника, на Кисоньку пялится.
- Готова? Пошли тогда, а то опоздаем еще на увертюру, - говорит, а сам и не замечает, что Кисонька вся из себя красоты немереной.
Пришли в театр, стали раздеваться, Кисонька пальтишко на лелевы руки скинула, смотрит в зеркало, а на ней платьишко в лапку гусиную на пуговках спереди. Волосики жиденькие под пажик на проборчик прислюнявлены. Вот те раз.
Смотрит Кисонька на Леля глазками – луп-луп, а он ей:
- Катюша, какая ты красивая сегодня! Самая-самая! Я тебя такой ни разу не видел!
А вечером Борис пришел. Кисонька дверь открыла и стоит, не приглашает.
- Что это ты на звонки не отвечаешь? Можно войти? – говорит Борис, а у самого за спиной Бусик рожи Кисоньке корчит, мол, давай, пусти его, чего встала, дура.
- Входи, - говорит Кисонька.
- Кать, что с тобой? Я соскучился, звонил тебе. Ладно, слушай, пока моя в роддоме, давай на пару дней в Париж махнем, развеемся, ты же давно хотела, - а Бусик у него на плече примостился, лапку к уху приложил, не слышу, мол, ответа.
- Ты, Бусик, не приходи больше. Я замуж выхожу за Леля. Надоели мне, Бусик, твои враки. И цветочки сушеные, и платья дареные и бражка твоя лунная. Иди-ка ты, Бусик, в роддом, к жене, - сказала Кисонька и пошла с Лелем чай пить. До сих пор вон сидят. Счастливые.
Вот такая история. Только ты никому не рассказывай, а то подумают еще, что Кисонька умом тронулась.

Ирина Пантелеева (Свечникова), 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 520 № 75126 от 01.12.2009

0 | 1 | 1930 | 19.04.2024. 23:44:24

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []