Для обиды ни повода нет, ни намёка
в этом мире несмелом, что в истерике ищет добра.
Всё случилось, как я понимаю, до срока.
Я огонь поглощала. И йоговского урока
воплощала портреты, как будто их создал Кранах.
Испытала себя, и казалось, вошло в подсознание
тамплиеров несбыточное тепло…
Если б мне оно, Господи, вдруг помогло
возвести настоящее , твёрдое, прочное здание
после голода, после скитаний в себе. Замело
все цветы гобеленовой пышной опушкой
вместо полос судьбы ( а она полосатой слывёт).
Вот сорвусь в Киев. Так. Поделиться. С подружкой.
Только это не я. Я не сяду уже в самолёт.
И меня не закажут. И всё выйдет в небо, в полёт.
Без особых потерь, без мечты, без романтики острой,
вместо боли фантомной поясница заноет опять.
Притворюсь, что не больно, чтобы этот инсайт не терять
и красивым воздвигнуть свой остов,
как Борисов-Мусатов меж сестёр отодвинулся вспять…
Ни обиды, ни боли. Я лечу. Невесомо, просторно.
Навсегда улетаю от всех, от «серьёзных» проблем.
Прорастают мои натиравшие пальцы мне зёрна.
Я застыла в парении, слушаю общую музыку тем.
Но ещё не соткала, что отлетаю совсем.