Юлиус и запятые

Дата: 08-05-2009 | 01:48:07

По версии учебника биологии для восьмого класса, Юлиус – кот. Нечто подобное утверждают и другие книги, которые Юлиус также не читал. И не собирается. Кот в них, как понятие, безобразно размыт. Напоминает хорошее пятно после плохого растворителя. Люди, произнося «кот», одновременно со звуком вносят в это личные погрешности, прегрешения и даже грехи. Когда-нибудь Юлиус напишет собственную книгу, в которой всё объяснит. Что кот (ладно, пусть будет по вашему – «кот»!) – это и космос, и сущность, и история вопроса, и, если хотите, – национальность. Покуда же он терпит людское суесловие.
Другое дело, на каком языке её писать?
Юлиус живёт в государстве, где обитатели никак не могут договориться: на каком языке им – даже не писать – говорить! Получается замкнутый круг – если непонятно на каком говорить, как же можно договориться, непонятно о чём говоря в принципе, но эти принципы до мордобоя отстаивая? Из ситуации Юлиус делает главный вывод – здесь можно либо орать никого не слушая (для чего есть месяц март), либо молчать, оставаясь при своём мнении (в остальные месяцы). Правда, чтобы не слыть букой, он периодически употребляет универсальное слово «Ме», означающее что угодно, в зависимости от ситуации. На проблему двуязычия он смотрит скептически, никак не комментируя, да его и не спрашивают. Впрочем, и не обидно. Если бы не запятые…
В этом государстве половина обитателей пытается доказать другой половине, что именно они знают, как правильно называются все предметы, находящиеся внутри государственных границ. Войдя в раж, они распространяют истинность своего знания и на существа, и на явления. И даже на запятые…
Здесь каждый второй, например, тычет пальцем и говорит – «насекомые!» – и лицо его при этом снисходительно искривлено. А каждый первый тут же возбуждается, игнорирует диалог и кричит – «комахы!». Юлиус возмущённо зевает. Он уверен – до запятых опять дело не дойдёт…
Юлиус привык видеть мир в комплексе. После этих дурацких споров у него мигрень и стойкое убеждение: чтобы слово звучало и правильно величало объект обзывательства – обе версии должны взяться за руки и объявить дуэтом: «Насекомые комахы!»

Зачастую, сытым взглядом рассматривая этих самых «насекомых комах», Юлиус размышляет. И постепенно входит в насекомый транс. Привычная медитация начинается с семантической возгонки. Как водится, всему предшествует называние:
«Насекомые комахы… насекомые комахы… насекомые комахы…».
Незлой взгляд Юлиуса скользит по застывшим в недоступных местах мошкам, натыкается на комаров, задерживается на мухах. Называние незаметно переходит в расслоение, после чего нестойкие летучие звуки испаряются. Тяжёловесные и однотипные, напротив, начинают пульсировать:
«…комы-кома… комы-кома… комы-кома…».
Топорщатся как ком в горле. Все эти «комы». Каждая эта «кома».
Далее – проникновение в суть понятий. В памяти тут же оживают обе половинки населения, кричат наперебой: «Кома – это запятая!.. Хренушки, кома – это потеря сознания!..»
«Запятая – не точка. Потеря сознания – не смерть…» – мысленно усмехается Юлиус, мгновенно сооружая перемычку для родства иного рода. – «На любом языке «Кома» – это неокончательно и это замечательно…»
И, наконец, процесс венчает финальная мантра. Медленно. Беззвучно нараспев. Не выпуская из себя, а стало быть, наполняясь:

Вся наша жизнь – шевелящиеся точки,
в которых мы до последнего
пытаемся увидеть запятые,
в надежде, что перечисление
продлится снова и снова… Омммм-Ме…

В данном случае слог «Оммм» ничего не значит, Юлиус позаимствовал его в иных религиях. Для красоты. Потому и дополнил своим извиняющимся «Ме…»
«Насекомые комахы» приходят в движение, становятся «шевелящимися точками». Вернее запятыми, ведь точка в движении – всегда запятая, поскольку не успевает гасить след, коротенький хвостик его постоянно волочится сзади.
В эти минуты Юлиусу плевать на двуязычие – он живёт в параллельной стране, здесь же только присутствует. А в его стране запятые танцуют танец немыслимой красоты.
Запятая следует за запятой. Танец длится. Длится. Дли…
Единственный зритель, адепт и летописец засыпает.

Это при сытом варианте.
При голодном же – всё уплотняется и происходит параллельно. Размышления наслаиваются на действия. Никакой медитации. Юлиус истово бросается на очередную «шевелящуюся точку». На очередную «насекомую комаху». Он напоминает мохнатую молнию под домашним арестом – рикошетит от стен – поди, уследи! Лучше посторонись…
В эти моменты он – действие и отмена действия одновременно! И примерный алгоритм его таков: «Заявляет о себе – запятая – повествует собой – запятая – утверждает себя – точка». Две запятые – одна точка. Ничего лишнего. Если же вслушаться в мысли – напротив, целый квик-семинар по военно-полевой философии. Мысль – действие:

«В точке умирает запятая. Входит в состояние «комы» и… И хорошо ещё, если одна…»
(пауза перед прыжком, оценка ситуации)
«Повторение запятой – агония точки…»
(взмах хвоста, вычисление дистанции)
«От запятой до точки – один, но всегда последний отрезок жизни…»
(повторный взмах хвоста, стартовое напряжение мышц)
«Правильнее всего ставить точки острым пером. Прорывая бумагу…»
(решающий взмах хвоста)
«Или когтём…»
(прыжок)
«Точка – всегда дыра…»
(приземление)
«Всё остальное можно сказать движением на фоне знаков препинания…»
(фиксация равновесия)
«Когти – запятые по форме. Но оставляют болезненные точки. Или подводят черту, что также символизирует «точку»…»
(восстановление дыхания)

Вот так, пространно и метафорично думает Юлиус, гася очередную запятую. Подразумевая очередную точку. И взгляд его, в очередной раз, нездешен и отрешён.

Хозяева Юлиуса принадлежат к «каждым вторым». Они смотрят на его затейливые прыжки и думают: вот неуёмник, опять охотится на насекомых версии «муха». Или просто – на «насекомых». Юлиус же, читая их мысли, думает в ответ: а почему бы не сказать ещё проще и правильней – на «насекомух»?
Но молчит.
О безжизненной и в корне неверной трактовке запятых – молчит тем более.
Иначе обзовут котом. Или придумают и вовсе нелепое слово…





Алексей Торхов, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 956 № 69777 от 08.05.2009

0 | 4 | 1957 | 18.12.2024. 21:06:03

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


Юлиус - это дядя папы "Малыша" из "Карлсона..."

Кот - философ и лингвист... А кошка тогда кто? Вопрос скорее риторический. Интересно и необычно о вполне знакомом.

Як хоче Господь покарати, то відкіля те й лихо вирине: і ховрах, і кузка, і гемонська муха, і всяка нечисть!.. М. Кропивницький

А вот, ещё -

Тиша над полем, а прислухайся - і почуєш, як життя навколо кипить: маленькі комашини в траві повзають, стрибають коники-швидкокрильці (А. Хижняк);

И ещё -

Тихо, не сюрчать коники, не деренчать усякі кузьки (Панас Мирний);


И мне показалось, что если и переводить , то...

Коник - а по-русски - кузнечик.

Поэтично и без политики.






Мыслить - трудная работа,
отвлекает суета.
Он - наследник Бегемота
и Чеширского Кота.