Нефть

Из цикла («Жили-были»)

Жила-была весна. Она была долгая станом, любила украшать корону своих волос цветками олеандров, и черные огненные очи ее были бездонны и опасны.
Иногда весна притворялась кем-нибудь. Например, она нанималась официанткой на сезон в баре на набережной, где гуляют
приезжие, где разбиваются бокалы и сердца, а она подбирала осколки, говорила неизменно, что ничего страшного, заглядывала в глаза растерянному северянину, и в глазах ее были звезды и ночь. Погибающий отдыхающий блаженно заказывал еще коньяк и кофе, ошивался до закрытия,
а потом поджидал ее у заднего выхода и предлагал любые деньги, и она брала любые деньги, и записывала в свой девичий блокнотик с кокетливым сердечком на обложке и надписью «люби меня» еще одну победу с точным указанием даты и суммы, но без имен. Весна была немножко шпионка и потому проявляла осторожность. Когда блокнотик заполнялся весь, она собирала своих клиентов в прибрежный круиз и стояла на причале, приготовив белый платочек, чтобы помахать на прощание – ведь она их всех так любила, так любила!
Но не один только белый шелковый платок был ею приготовляем на этот волнующий случай. Еще она ночью возлетала к г Зевсу, который в земной жизни был портовым грузчиком, осколком древней греческой колонизации, застрявшим в местных песчаниках и потому сохранился.
Она из отпущенного ей лимита выпрашивала у старика с буйноседыми кудрями «еще один штормик» – кокетливо, как маленькая, тянулала она и показывала пальчиками, какой он крошечный, разве жалко ему, такому щедрому на шторма, громы и молнии? И Зевс ворчал – раньше фелюки да шаланды просила потопить, теперь целый большой корабль ей подавай.
Иногда Зевс забредал в этот бар, выпивал крепкий душистый кофе и, уходя, каждый раз морщил лоб, оттого что никак не мог вспомнить: «Странная. Где я раньше мог ее видеть?»
А весна была не странная – обычная.
И разыгрывался шторм как по нотам, гремел гром, молнии пучками летели в белый корабль с днищем, пропоротым на рифах.
А на причале стояла счастливая весна, вся мокрая от дождя, и белое платье ее, намокший шелк, облегало ее стройное, снова невинное тело.
Усталая, но довольная, она думала себе: «Надоел этот юг и его вечно в цвету олеандры с кипарисами.» И весне очень захотелось на север, в страны полночные.
Еще никто не мог отказать девушке в ее капризах. И в ту же ночь она делалась южным ветром, и летела смеясь.
Так весна оказалась у нас. Где? Везде, но и на нашей станции тоже. И тут увидала на самом дальнем из путей цистерну, где жила-была нефть.
Цистерна стояла как забытая. Большая, бока в черном поту.
Весне стало жалко ее, такую нелепую, с виду никому не нужную, о она решила приласкать, и стала греть ее бок своим теплом.
Сделась тепла и нефть, которой цистерна была полна по самую горловину.
Черная, вязкая, задышала нефть своими темными испарениями, и захотелось ей на волю.
Ведь нефть – то, что было когда-то, давным-давно-предавно – жизнь. А живому всегда хочется воли, даже если в ней, воле, погибель, как беглому зэку в зимней бескрайней тайге.
Или как нефти, пролитой из хранящего ее равнодушного железа.
Но полуденное солнце греет и греет, и уже черная испарина на боках
делается летучим, пахучим туманцем, в котором весенние лучи даже поиграли миг-другой радугой, прыгнули на стенку и понеслись прочь.
Нефти от нагрева захотелось спать – и она задремала, и стала сниться
ей материнская утроба земли, из которой похитили ее через страшную круглую дыру, и куда во сне она возвращалась – в большое родное лоно.
Но сон продолжался, сам себя придумывая.
И вот уже она щерится многозубой пастью, настигая добычу и впиваясь в толстую, покрытую колючим панцирем шею. Глупый жвачный толстяк валится набок, машинально продолжая дожевывать пучок хвощей. Сверху, как из ниоткуда, слетаются, щелкая длинными клювами, крылатые. Она на миг бросает обреченную добычу и, изогнув длинную шею, хватает одного из нахалов, которые всегда слетаются, стоит ей растерзать и пустить кровь кому-то стоящему борьбы и погони.
И вот она уже и пожираемое травоядное, которому и погибая хочется жевать сладкую траву, и длинношеее хищное создание, и перекушенный пополам птеродактиль.
И сон, похожий на смерть, и смерть, похожая на сон, все длятся, летают, ползут и бегут куда-то.
Сны эти длились долго, несчетно долго – целую вечность.
И вдруг все стало другое.
Нефть приволокли к высокой башне, похожей на красноглазого огромного ящера, втянули по трубе на самый верх башни и разделили в ней светлый бензин и темный мазут, как разделяют тело и душу.
И нефти захотелось тепла, гона бешеной скорости, огня. То есть всего того, чего и хочется всем живым, как бы они ни назывались, где бы ни жили.
И кто бы ни были.

2008

Александр Медведев, 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 733 № 63500 от 01.08.2008

0 | 1 | 3771 | 16.04.2024. 08:12:51

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []