
Ире
Мной воспеты Икар и Дедал,
сочинял я о Музах и Фебе,
о парижском сиреневом небе,
хоть его никогда не видал –
разве что на картинах Моне.
Не гордился своею кровавой,
а под старость — застойной державой.
Эмигрантом жил в отчей стране.
Но настала пора чудесам:
Атлантида исчезла в воде, и
появились холмы Иудеи
и приблизили нас к небесам
Отпустила нас строгая мать —
все равно нет на вас угомону!
Осени меня, тень Соломона,
помоги угадать и понять.
Заблудился с возлюбленной я
не в тайге, а в оливковой роще.
Нам с годами становится проще
принимать простоту бытия.
Сруб колодца, в бадейке – вода,
пенье скрипки, дух свежего хлеба…
А над всем этим строгое Небо
угрожает разлукой всегда.
Строго, просто и ... беспредельно высоко.
Из первых и последних истин.
Действительно хорошо.
Спасибо
... угодили, Юрий!
(как всегда, впрочем...)
Юля
Со всеми согласная я. Вот вопрос к автору: это кому ж посвящение?
Спасибо, Юра! Хорошо на душе после таких стихов. С любовью, я
Юрий, готов присоединиться к похвальным отзывам с крохотным замечанием.
Я привык к компьютеру, любит он чёткие задание, строгие определения и от меня требует логики.
Так вот, почему "жил"? Если ты уже не чувствуешь себя эмигрантом, то в таком случае:
"Осенила тень Соломона,
Помогла угадать и понять."
Извини за придирки.
Может, "Эмигрантом жив..."? Тогда, действительно, "Осени..."
Виктор
Юрий, я большим интересом отношусь к Вашей поэзии, и поверьте, прочитал Это стихотворение не один раз. Оценить его мне помешали три строчки:
"Не гордился своею кровавой,
а под старость — застойной державой.
Эмигрантом жил в отчей стране"
Не по идеологическим причинам. Я не по этой части. Я в этих строчках не вижу поэзии, может быть, потому что они на таком прекрасном фоне, каковым является все произведеие.
С уважением. Геннадий
Юрий, вы превзошли себя. МОя очередь испытывать почти боязливое почтение.