Жил да был поэт на свете. Он бросал слова на ветер,
ни за что был не в ответе, хоть и слыл за мудреца.
Выпивал, страдал мигренью, скукой, сплином, просто ленью.
И лишь только вдохновенью отдавался до конца.

Он был браком не обужен и властям страны не нужен,
ибо жаждал тех жемчужин, что снаружи не видны.
О питье забыв и хлебе, лодки быта бросив греби,
он взлетал на самый гребень жаркой творческой волны.

И уж там значки-крючочки, запятые, буквы, точки,
он в такие строил строчки, будто это плоть и кровь
мироздания, где мера бытия не вещь, а вера,
вера в то, что смерть - химера, и что всех спасёт любовь.

А потом, проснувшись поздно, он, земной уже, не звёздный,
всё смотрел с ухмылкой постной на стихов убитых рать.
И с годами стал всё чаще в поле пропадать и в чаще,
словно сам решил звучащей, певчей частью мира стать.

И однажды канул в дымку: снял с иглы судьбы пластинку,
превратился в невидимку, как зимой в лесу листва,
Не осталось ни мигрени, ни жемчужин в грязной жмене,
ни следа, ни даже тени, - ничего, одни слова.