Уоллес Стивенс. Вариации в летний день

I
О чайках расскажи, летящих
В лазури над бездонной синью.

II
Громче вздоха, но тише ветра,
То ли музыка, то ли говор,
Бессознательные повторы,
Буквы из камня и влаги,
Слова – первобытные, наши.

III
Скалы – головы песьи –
Превращаются в рыб
И ныряют в море.

IV
Над Монхеганом звезда Атлантики,
Фонарь без фонарщика, реет.
Ты тоже дрейфуешь, сбиваясь с пути,
Когда не становишься светом во тьме,
Волей живой, если есть она,
Или знамением воли былой,
Одним из ее провозвестников.

V
Дрожит морская листва.
А было же древо-отец,
Сидели под ним и пели.

VI
Знобит, если вечно молод,
На скорбный берег придешь
В синеве огибать белесые валуны,
Деля со старцами времена.

VII
Воробушек стоит тысячи чаек,
Когда запоет. Чайка сидит на трубе.
Дразнит цесарку, вороне перечит,
Меняя настрой на ходу.
Воробей откликается невзначай.

VIII
Опыт взгляда на мир.
Или повод! А на море смотрят,
Как по клавишам пробегают.

IX
В этом сумраке суша и море,
День и ночь, шторм и штиль рождают
Еще больше ночей и дней, облаков, миров.

X
Сменить не только мысли – суть сменить,
Из тела вырваться, преодолеть
Его пределы в ощущеньях,
Понять, что чувствуют вокруг предметы,
Что лодка чувствует, взрезая синюю волну.

XI
На Пемаквиде тимофеевка,
От зноя свернувшись, сверкает
Прохладой. Луна за солнцем вслед, как перевод
Французский русского поэта.

XII
Повсюду в ельниках покоятся солдаты:
Сержант Хью Марч в мундире красном
За этой вот башней погиб со своими.
Повсюду в ельниках еловые останки.

XIII
Розой песчаной море накрой. Небо
Наполни лучистыми брызгами.
Да сгинет всякая соль.

XIV
Слова прибавляются к чувствам. Словно блеснет
Слюда, затрепещет трава,
На засохших деревьях – Арахны покров,
Расширен зрачок, и острее взор.

XV
Последний остров и островитянин,
Под стать друг другу, различают синь
Морскую и небесную, пока
Различия в предметах не сотрутся
И не останется сплошная белизна.

XVI
Колокол водяной по кругу,
И сама вода по кругу идет,
А вот и ось коловращенья –
Купольный колокол, звука начало.

XVII
Пройди сквозь дверь и через стены,
Сплошной настой и свежесть луга,
Сосна резная дарит сон.

XVIII
Отлив, безводье, летний зной.
Примечаешь тончайшие тени.
Дамарискотта, тра-та-та.

XIX
Вот один плывет под бочкой, а на ней –
Другой. Прямо человек-корабль,
Ну и парни, что там твой Неаполь.

XX
Ты как бы видел медный блеск его,
Слегка. Туман был похож на свет, как красное
На огонь. Грот-мачта сходила на нет,
Не отклоняясь ни на миллиметр.
Казались прозрачными капли на леерах.
Час еще не настал для бесстрашных бросков.



оригинал:
Variations on a Summer Day
by Wallace Stevens

I
Say of the gulls that they are flying
In light blue air over dark blue sea.

II
A music more than a breath, but less
Than the wind, sub-music like sub-speech,
A repetition of unconscious things,
Letters of rock and water, words
Of the visible elements and of ours.

III
The rocks of the cliffs are the heads of dogs
That turn into fishes and leap
Into the sea.

IV
Star over Monhegan, Atlantic star,
Lantern without a bearer, you drift,
You, too, are drifting, in spite of your course;
Unless in the darkness, brightly-crowned,
You are the will, if there is a will,
Or the portent of a will that was,
One of the portents of the will that was.

V
The leaves of the sea are shaken and shaken.
There was a tree that was a father,
We sat beneath it and sang our songs.

VI
It is cold to be forever young,
To come to tragic shores and flow,
In sapphire, round the sun-bleached stones,
Being, for old men, time of their time.

VII
One sparrow is worth a thousand gulls,
When it sings. The gull sits on chimney-tops.
He mocks the guinea, challenges
The crow, inciting various modes.
The sparrow requites one, without intent.

VIII
An exercise in viewing the world.
On the motive! But one looks at the sea
As one improvises, on the piano.

IX
This cloudy world, by aid of land and sea,
Night and day, wind and quiet, produces
More nights, more days, more clouds, more worlds.

X
To change nature, not merely to change ideas,
To escape from the body, so to feel
Those feelings that the body balks,
The feelings of the natures round us here:
As a boat feels when it cuts blue water.

XI
Now, the timothy at Pemaquid
That rolled in heat is silver-tipped
And cold. The moon follows the sun like a French
Translation of a Russian poet.

XII
Everywhere the spruce trees bury soldiers:
Hugh March, a sergeant, a redcoat, killed,
With his men, beyond the barbican.
Everywhere spruce trees bury spruce trees.

XIII
Cover the sea with the sand rose. Fill
The sky with the radiantiana
Of spray. Let all the salt be gone.

XIV
Words add to the senses. The words for the dazzle
Of mica, the dithering of grass,
The Arachne integument of dead trees,
Are the eye grown larger, more intense.

XV
The last island and its inhabitant,
The two alike, distinguish blues,
Until the difference between air
And sea exists by grace alone,
In objects, as white this, white that.

XVI
Round and round goes the bell of the water
And round and round goes the water itself
And that which is the pitch of its motion,
The bell of its dome, the patron of sound.

XVII
Pass through the door and through the walls,
Those bearing balsam, its field fragrance,
Pine-figures bringing sleep to sleep.

XVIII
Low tide, flat water, sultry sun.
One observes profoundest shadows rolling.
Damariscotta da da doo.

XIX
One boy swims under a tub, one sits
On top. Hurroo, the man-boat comes,
In a man-makenesse, neater than Naples.

XX
You could almost see the brass on her gleaming,
Not quite. The mist was to light what red
Is to fire. And her mainmast tapered to nothing,
Without teetering a millimeter's measure.
The beads on her rails seemed to grasp at transparence.
It was not yet the hour to be dauntlessly leaping.

Владимир Бойко, поэтический перевод, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 1084 № 55041 от 27.08.2007

0 | 1 | 2324 | 24.04.2024. 16:45:25

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []