От нацизма и подонства
я сбежал, как Томас Манн.
Кто я – рыцарь эпигонства
или ловкий графоман?

Объявляют мне импичмент
утонченные друзья.
Соглашаюсь: я вторичен,
но без этого нельзя.

Неумело и несмело
все пытаюсь угадать,
обернется ль слово делом,
снизойдет ли благодать?

На Парнас взойти нет шанса,
тяжелы к нему пути.
Но и Данте не гнушался
за Вергилием идти.

Апулея и Баркова
зачитал до дыр юнец.
Поднималось в небо cлово,
превращалось в Образец.

Может, и не нужен гений
в царстве виселиц и плах,
и искусство – тень от тени,
отраженье в зеркалах?

Но мы всё боимся штампа,
лихо рифмами звеня.
Бледной тенью Мандельштама
хоть бы кто назвал меня!