Из эрфуртских стихов

1
Как впадают в кому, так в этот сон,
В эти башенки, балки, створки,
В переплет глициний, в эфир, озон,
Шторки, прибранные задворки,
Погружаясь, щуришься, ослеплен.
А над розовыми кустами
Так клубится дурман! Все мысли – вон,
Гнать не надо, плавятся сами.

Я дожить хотела как лист, трава,
Ты хотел как валун у волны.
Может, это последние слова?
Искупление чьей вины?

2
Иссиня изумрудна бронза
Фонтана, Мартин Лютер тоже,
И распускает листья клен за
Его спиной. Все так похоже
На литографии, офорты
Старинные, на все детали
Подробные, на звуки «форте»,
Я большего ждала едва ли.

Зрачок царапают красоты,
Все – подлинник, переизбыток,
До рези, до стенанья:
-- Кто ты?
Где? Для чего?
Речушки свиток,
Развертываясь меж мостами,
Сшивает город серым шелком.
А мы почти прозрачны стали,
Уже почти не «кто», а «что там».

Как воздух, бессловесны. Словно
Дождь неожиданный, ненужный.
И сложно с нами немцам, сложно!
--Mein Gott! Verctehen? Раше? Пушкин?
-- Nein? Украина? Ja, Шевченко!
О, мы для них – детальки, признак.
Так даже лучше, если честно.
Спасибо, хоть не коммунизма…

3
Забившись в угол казенной койки,
Вперясь в (на русском!) любые тексты,
Должно быть – сладко. А – горько. Горько.
-- Укройся пледом!
Подходит тесто
Вечерней, облачной, чистой сдобы
И ангелочек лепной с фасада
Вот-вот сорвется, метнется чтобы
Не прозевать самой первой пробы
Стряпни небесной.
Чего мне надо?
Газоны, свернут речушки струдель,
Покой, идиллия, дух корицы.
Как ангелочку мой русский труден!
Исподтишка теребит страницы,
Губы выпячивает, бормочет,
Книгу отшвыривает, терпенья
Чаша вскипает…
-- Испей чаечек,
Сядь по-соседски.
Продолжим чтенье.


4
Так полюбила засыпать,
Так радуюсь потемкам.
Упасть в казенную кровать
И чувствовать обломком
Себя.
Всей жизни прошлой, той,
В прозрении и страхе,
С ее проклятой простотой,
В разодранной рубахе,--
Рванул в отчаянье с груди,
И пуговкою в угол
Душа забилась.
Посиди
На посошок, на убыль.
Здесь сладко спится. Сон, как дом
Родной. (Морфей, подкорка…)
Бог даст – мы пуговку найдем.
Во сне. Под койкой.

5
А Бог остался там, в двух сутках
Езды, за польскою границей,
За «пани», за последней шуткой
Водилы, за слезой-зеницей
Служебной псины. Всепородно
Печальны псы и всенародно.

А Бог довез меня до рая,
Свернул к обратной борозде,
И я одна осталась.
Врали,
Что Бог везде.

6
Как лента Мебиуса, мелководная Гера
Продевается сквозь мосты,
Прорезается сквозь кварталы.
Карта Эрфурта –
Радиальное наслоение
Веков и причуд.
Золотая женщина в золотой одежде,
Ниспадающей складками, как водопад,
Днем не разберешь,-- живая она или статуя,--
Вечером превращается
В обыкновенного тинейджера,
Курит на парапете моста,
И только миндалевидные ее глаза
С остановившимся взглядом
И не умытое золотое лицо
Продолжают составлять загадку.

В прозрачной Гере
Над крупными донными камнями
Снуют утки.
Оставлю без комментариев
Дивную готику архитектуры, --
Она не нуждается в комментариях.

Бесшумно, будто на воздушных подушках,
Скользят трамваи,
Прозрачные, как вода Геры.
Печально сознавать,
Что я вряд ли
Смогу полюбить всю эту красоту.
Никогда не любила слишком красивое.


7
Благодарю за совершенство,
За дармовую благодать,
За Божьей волей турагенство
Небесное,
Меня заслать
Решившее в преддверье рая.
За все, за все благодарю.
Живу как будто бы играю.
Легко игрушки раздарю.

Возьмите, вам же так хотелось,
Кто детской страсти не знавал
Приобретенья?
Мягкотелость
Зверюги плюшевой, овал
Полотен железнодорожных.
Кусточков правильность, мостков.
Я раздарю все это.
Можно?
Верну как будто бы в местком
Путевку.
Раз в преддверье рая,
В подобье рая, как и в ад,
Поодиночке забирают.
Хочу назад.


8
Сентиментальность немецкая,
Склонность, любовь к безделушкам.
Видно, недодана детская
Мера сбеганья к подружкам,

Жизнь дворовая, вольготная,
Классики, дочки-матери.
Плюс еще – мрачная готика.
Минус—на дряхлом катере

Рыболовлею передночною
Взросло болеть с пацанвою…

Так что цветочки да рюшечки –
Те еще, в общем, игрушечки.

9
Птичка немецкая, фогель непуганый,
Вот мой товарищ, избитый, обруганный,
Чисто поющий, как ты.
Да голова его, умная, пьющая
Вдрызги и дребезги жизнью расплющена,
Это тебе благодати отпущено
И розовые кусты.

Он же на грани, за гранью, граненые
Сдвинет стаканы с дружком.
Выпьет,
Помянет цветы похоронные
Лучшим из лучших стишком.
Спой на немецком, беспечно, безудержно,
Брызнет глициний салют.
Трелью меня на рассвете разбудишь, но
Знай, и в России поют.

10
Отечественный графоман
Монументальней за границей.
Река по камушкам слоится,
И, как хозяйку доберман
На поводке,
Влекут проулки.
Вся жизнь посвящена прогулке.

На родине суровый быт
И климат, и читатель тоже,
Он искушен, он в корень зрит,
Он откровений ищет, дрожи

Какой-то тонкой, черт возьми,
Нюансов, изысков, подвохов,
Он не тупеет от возни
Житейской, не приемлет вздохов,

Живет на выдохе, снует
По строчкам взглядом неподкупным.
А заграница, та дает
Не гениальным стать, так крупным,
Храня уютную печаль
Безделия в родной шарашке,
И заводской многотиражки
Неистребимую печать.

11
Цена заплачена смешная,
Полжизни, в общем, полцены.
Простили все, кому должна я,
Во покидание страны.

Так провожают в путь последний,
Того, кто безнадежен был.
И разошлись. И дождик летний
Зной пригасил и пыль прибил.

Еще по случаю помянут,
Придешься к слову, так сказать.
И на клочок судьбы помятый
Таможня шлепает печать.

Как в путь последний. Без полушки.
Советуют не брать ни кружки,
Ни книжки даже, ни подушки,
Из разоренного гнезда…
Недаром снятся мне подружки
Исчезнувшие навсегда.

Виктория Добрынина, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 1026 № 54081 от 04.07.2007

0 | 3 | 2225 | 22.11.2024. 04:11:28

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []