Поэма ночи

ВСТУПЛЕНИЕ

Мне приснилась поэма ночи
В жарком мареве летнего дня,
И она уходить не хочет,
Не желает покинуть меня.

Приласкает в мгновенном объятье,
Легкой тенью мелькнет на стене,
Силуэтом, музыкой, платьем,
Потревожит в недолгом сне
Черной кошкой ляжет на грудь
И не даст до утра уснуть.

То покажет краешек моря,
Где кончается путь земной,
То мелькнет на лесном косогоре -
Рыжей белкой над рыжей сосной.

То рассыплется смехом гулким
У забитых старых дверей,
Там, где гаснут в глухом переулке
Лики светлые фонарей,
Но лежит, как звезда, золотист,
На брусчатке кленовый лист.

Шепчет тихо: - Вот ключик, вот дверца,
Ты войди и найди слова,
Только помни, что память сердца,
Память слова - вечно жива.

Мне приснилась Поэма Ночи,
Говорит: - Давай, не молчи,
Если слово сказаться хочет.
Ты его не спрячешь в ночи.

Ветром дунет иль громом грянет...
Хорошенько его проси
Гимном стать златоустой Анне,
Светлой Анне Всея Руси.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Хозяйка бала
(невская фантазия)


Вздор, вздор, вздор! – От такого вздора
Я седою сделаюсь скоро!
А.А.

Я совсем не хотела, поверьте,
Поворачивать время вспять,
Но хотела бы после смерти
В город этот вернуться опять.

Вновь возникнув, травинкой ли, птицей,
Превратившись в летучий прах,
Обязательно возвратиться
В этот город на зеркалах…

Город странный и страшный, как небыль,
Столп на площади – перст судьбы,
Как мосты, ведущие в небо,
Кони, вставшие на дыбы.

И лежит он на Невской длани,
Как игрушка слепых стихий,
Город этот, – страшен и странен -
Нам дарованный за грехи.

Зимы долгие. Влажный холод.
Низкий сумрачный небосклон.
И струится серебряный город
В застывающих водах, как сон.

Белой ночью, нежарким летом,
У гранитных северных скал
Он сияет нездешним светом
Как огнем отраженным опал.

Был он создан без промедленья,
Четкий, словно росчерк пера,
Символ русского возрожденья,
По железной воле Петра.

Только Смерть сама подсчитала,
Сколько сложено русских костей
Под зеленой рябью каналов
И брусчаткою площадей.


***
Над Невой веет ветер вьюжный,
Прахом снежным слепит глаза,
Но светильников нитью жемчужной
Загорается Белый зал.

- Вы куда?
- К златоустой Анне.
Обозначен, словно во сне,
Легкой линией Модильяни
Четкий профиль на белой стене.

Где-то там, на юге, в Париже,
В Люксембургском саду вдвоем,
Как под неким символом крыши,
Под огромным черным зонтом…

И звучат подобьем рефрена
К передблокадной последней зиме
На два голоса строки Верлена,
И Бодлера. И Малларме.

***

Славен Питер. Но в Ленинграде
Заметался серебряный снег,
И в таинственном маскараде
К ней явился серебряный век.

В дни, когда умирала эпоха,
По Европе катилась чума,
Эхо звука легчайшего вздоха
Принесла предвоенная тьма.

В этот вечер странные гости
Собрались у ее стола,
Те, чьи кости на старом погосте
Вьюга намертво замела.

И в прихожей сброшены шпаги,
Слышно: в зале гудит карнавал…
В это время кто-то в Гулаге
Залетейскою тенью стал.

Белый зал работы Кваренги
Тронут тлением. Стерт паркет.
В зеркалах томятся шеренги
Отражений тех, кого нет…

Но порхают крылья Эола
В ледяных бесплотных руках,
И беспечно ведут разговоры
Те, чье имя – туман и прах.

***

Гаснут полусгоревшие свечи,
Поздно. Гости стремятся прочь.
Маскарадный призрачный вечер
Переходит в рваную ночь.

Лунный диск плывет над Невою,
Пробираясь в ночи, как тать,
В Белом зале останутся двое
У камина ночь коротать.

Золотая живая груда
Углей разом рассыплется вдруг,
Сохнут губы. И очень трудно
Избежать настойчивых рук.

Тишина воцаряется в зале,
Окна тонут в морозной пыли.
Вянет черная роза в бокале
Золотого, как небо аи…

За окном метельные вздохи,
Но огнем освещен потолок
И трагический тенор эпохи
Возлежит у царственных ног.

Их в любовники записала
Современная им молва,
Их она воедино связала,
И была, несомненно, права.

Но венчал их Дворец Фонтанный,
И заброшенный Белый зал
Стыл в ночи громадой туманной.
И чужих портретов глаза,

И бесплотных призраков руки
Неживого свели с живой.
Двух свирелей щемящие звуки
Обнялись над седой Невой.

Им навечно дружить домами.
Дом поэта - посмертный том.
Им навечно дружить томами,
В нашей памяти жить вдвоем.

***

Каюсь, я придумала это
Или видела в странном сне.
Потревожила честь поэтов…
Только дело совсем не во мне.

Дело в городе. В том, чьи парки,
Реки, статуи и сады
Темной ночью и в полдень яркий
Создают ощущенье беды,

Где бесплотные бродят тени,
Где струится державно Нева.
В этом городе связь поколений,
Как нигде в России, жива.



ГЛАВА ВТОРАЯ
Изгнанник
(Александр и Анна)

…Когда в тени густых аллей
я слушал клики лебедей,
на воды светлые взирая…
А.П.

Ей случалось путать столетья:
В парке древние дерева…
На коре их следы отметин,
Неразборчивые слова.

А под ивой серебряной светлой
На заросшем сыром островке
Смуглый отрок сидел неприметно
С треуголкой в левой руке.

Царскосельских садов аллеи
Создавались для двойников.
Он сюда уходил из Лицея,
Оглушенный гулом стихов.

И они, друг друга не зная,
В тихом парке, объятом сном,
От наставников убегая,
По аллеям бродили вдвоем.

Было душно. Сгущался воздух.
Что в нем? Счастье или беда?
Белых лилий нежные звезды
Чуть качала вода пруда.

И, когда начинался ливень,
Он, к Лицею легко идя,
Платье, белых белее лилий,
Различал в потоках дождя.

И она замирала в печали:
Шум шагов прозвучал и стих…
Так в пространстве они совпали,
Времена разлучили их.

И потом так не раз бывало:
Вдруг почудится странный взгляд –
То в толпе, то в сумятице бала,
То у невских гранитных оград.

Целый мир был для них чужбиной,
А отечеством – царство снов,
Зазеркалий чистых глубины
И волшебный туман стихов.

***

Есть ли в мире город красивей –
Петербург, Петроград, Ленинград…
Он стоит у ворот России,
Как привратник у райских врат.

У него сразу три названья,
И за каждым – смена эпох,
И за каждым – слова покаянья
И народа горестный вздох.

Говорят, что здесь бродят тени
Тех, кого уже в мире нет,
Жертв истории и преступлений…
А еще – тут погиб поэт.

Он, казалось, предчувствовал это –
Видно каждый поэт – пророк,
И на все вопросы ответы
Получает он в виде строк.

Знать, дана поэтам от Бога
Подорожная. Белый снег,
Санный путь и луна. А дорога –
Полосатые версты одне.

Ей случалось путать столетья…
Пить стихов его жгучий зной,
За судьбу его быть в ответе,
В роли ангела за спиной.

Донна Анна! О, донна Анна!
Гул столетий, ангелов рать,
Колокольный звон, гул органа
И небесная благодать.

Донна Анна, ангел хранитель!
Сохрани его, сохрани!
Но так много печальных событий
И непоправимы они…

К берегам Псковы и Великой
Подорожная привела.
С белых башен его окликнули…
И отпели
колокола.

***

Из Одессы, скушной и пыльной,
От скалистых морских берегов,
Нескончаемой степью ковыльной –
На Чернигов, на Могилев –

И в именье. Он вновь в изгнанье.
Где? В гнезде своем родовом.
На забвение и молчанье
Обреченный глупым письмом.

Вреден север, юг также вреден…
И придется ему опять,
Петербургской свободой бредя,
Поворачивать время вспять.

Он метался, как в клетке птица.
И в тревожных, но ярких снах
Вдруг явились странные лица:
Мертвый мальчик, беглый монах.

Обрели очертанья картины:
То корчма, то царский дворец.
И лукавая речь Марины.
И алмазный ее венец.

И стихия народной речи
В нем горела, кипела, жгла.
И мерцали келейные свечи,
И гудели колокола.

Было много знамений и знаков,
Волновались Польша, Литва,
Строил козни лукавый Краков
И гремела набатом Москва.

Он там был… Морозный и колкий
Сек лицо на площади снег,
И хлестали слова Николки
Про Борисов Иродов грех.

А потом, позабыв приличья,
Босиком он плясал один.
И хвалил себя, по мужичьи:
- Ай, да Пушкин! Ай, сукин сын!

Так он понял: царям поэта
Нет резона воли лишать.
Чем он дале от блеска света,
Тем свободней его душа.

***

Надо ж было такому случиться –
Таково судьбы ремесло,
Что еще одну пленную птицу
Вдруг в Тригорское занесло.

И опять: тоска и томленье,
Петербург, Одесса, Москва…
Мимолетны, но ярки виденья,
Искрометны, но грустны слова.

Наплывает памятный вечер,
Игры, литературный салон,
Болтовня, мимолетная встреча –
Он шутлив, он почти влюблен.

Ничего поэту не надо,
Сам себе пророча беду,
Он готов затевать шарады
Где угодно, даже в аду,

Он готов вести разговоры
Напролет всю ночь до утра,
Пока статуя Командора
Не промолвит ему: пора!

Голос, лунным пронизанный светом,
Взгляд лукавый, девичий стан,
Позже будут воспеты поэтом
Донна Анна и Дон Гуан…

В этом есть какая-то тайна:
О любви и помину нет,
Но вот имя ее не случайно
Излучает магический свет.

Он читает лето, как книгу,
Он в аллею входит, как в храм
И летят его письма в Ригу
По веселым ее следам.

Белла донна, о донна Анна!
Звон малиновый колоколов
Накрывает рокот органа:
Рига – город дел, а не слов.

В узких улочках старой Риги ,
Деловитой, мастеровой ,
Шили платья, пекли ковриги,
Торговали льном и пенькой.

Здесь не только улочки Узки –
Даже окна и двери узкИ.
Но всегда говорили по-русски
Все надменные пруссаки…

Через два столетья упрямо,
Видят Ригу его глаза
От подножия русского храма,
Со двора - где концертный зал.

Рядом – женщина. И обманно
Вдруг сливаются имена:
Донна Анна.. О, донна Анна!
Анна… гулкая тишина…

***

Ей случалось путать столетья…
Вновь звучит колокольный звон.
Петербург – лучший город на свете,
Погруженный в призрачный сон,

В звон бессмертных строк погруженный,
Заключенный в рамы зеркал,
В безднах памяти отраженный,
Им любовью и мукой стал…

***

Я совсем не хотела, поверьте,
Поворачивать время вспять.
Но вернуться бы...Пусть после смерти
В этом городе тенью стать.

Вновь возникнув, травинкой ли, птицей,
Превратившись в летучий прах,
Обязательно возвратиться
В этот город на зеркалах…

Петербург (тогда Ленинград) 1989
Лиепая 2004-2005

Ольга Криль, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 1008 № 51845 от 18.03.2007

0 | 1 | 3139 | 18.11.2024. 01:04:37

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []