Рождественская пастораль

и что ?
:)

Крепкое стихотворение, хотя и несколько, ИМХО, "цветковское" (имею в виду Лёшу, естественно). Рад знакомству!

    Автору приходится комментировать свои стихотворения. И не потому, что хочется предстать перед читателем яснее ясного. Дело в том, что, комментируя, автор собирает себя как-бы заново, и этот, вновь сотворенный автор, часто оказывается интереснее и глубже предыдущего себя же. Именно поэтому сверх-актуально перечитывать свои стихи, это очень интересно и полезно. А сколько раз бывало, что, проснувшись, варишь себе кофе с одной только мыслью – что сейчас сядешь, прочтешь сочиненное за ночь и удивишься, и обрадуешься, и вновь произнесешь сакральное "ай да сукин сын!".

   На написание именно этого комментария меня толкнули многочисленные п.рушные истории, когда недовольные полученным комментарием авторы начинали злиться, ругаться и обзываться. Чем я мог ответить? Я пытался объяснять в разных местах, что существующий порядок хоть и не предписывает комментировать и ставить оценки, но каждая реплика, полученная автором, не только служит механическому повышению рейтинга автора (как я понял, многие любуются этой цифирью), но и является положительным результатом вне зависимости от полярности. Ибо служит знаком внимания со стороны собрата по цеху, который в принципе-то не расположен читать чужие вирши, потому что ведь известно, что чукча – не читатель. Человек тратит себя на вас, отдает самый драгоценный ресурс – время, а часто и деньги. Я пытался смягчать свои высказывания, расширять аргументацию – пользы особой нет. В конце концов, решил призвать авторов заняться самостоятельным анализом собственных творений, ведь часто хочется объяснить что-то, расшифровать образы и метафоры – почему бы не делать этого, не дожидаясь сторонних вопросов? Мне остается лишь на собственном примере проиллюстрировать такой принцип.

   Считается, что пастораль относится именно к пейзажной лирике. Другое дело, что жанровые рамки (в классической парадигме) для нынешнего автора не более, чем дань традиции. В такой же мере современная традиция, возникшая из модернистской свободы, не ставит перед автором задачи ограничивать себя, а предоставляет автору право на формальное самовыражение в рамках культурного, сиречь нравственного, выбора.  
   Приведенный текст родился не так, как должен был бы, и как мне хотелось изначально. Он возник из моих мыслей и ощущений во время чтения стихов авторов п.ру в рождественские каникулы. Не-правильность его состоит в том, что вместо записи собственного метафизического переживания, я поддался нахлынувшей ярости, вновь столкнувшись с невежеством, облизывающим самое себя. И так много раз. Не желая быть окончательно эмоционально униженным, я сочинил несколько критических отзывов, что само по себе уже – травма и знак поражения.
   Кстати, именно поэтому мы не видим на п.ру комментариев чужого творчества поэтами вроде Кабанова и Жумагулова. И это не упрек, а констатация. И вообще, дидактика не свойственна поэтам, уходящим в отрыв.

   Основная идея текста – критика поэтического вдохновения, основанного на фальшивых псевдо-религиозных чувствах. Конечно, я быстро ушел от горлопанской переклички с возмутившими меня текстами – в чем вижу если не оправдание своему порыву, то убежище от самоупрека.  
   В первых же строках сбросив с себя ответственность за все нижесказанное, я оставил себе право воспользоваться уловкой – о которой позже – применив конструкцию "святая свобода". Читатель видит вроде бы манифест анархиста и безбожника, но конструкция из простых слов заставляет его не слишком верить автору. Что в последующих строчках возводится в прием, организующий каркас, ребра текста. Автору остается нарастить мышцы и прикрепить ноги с головой.
   Несоответствие замысла реализации я попытался подчеркнуть с помощью противопоставления размеров и расстояний. Крошечные птички летят к огромной звезде (которая на самом деле не менее :-) крошечная. Колибри именно птицы, хотя некоторые их разновидности размером всего лишь с пчелу, подобно насекомым они могут зависать в воздухе, совершая тысячи движений крыльями в минуту – лететь, оставаясь на одном месте. Думаю, что частота мерцания звезды примерно совпадает с частотой движений крыльев колибри.), а слоны спят на реках, географически разделённых как минимум морем, не говоря уже об исключительных ареалах обитания. Птички попросту умрут, не преодолев и миллионной части пути. Здесь уже присутствует первый намек на серые стены – кожа спящих слонов под уколами острой травы. Далее подобный приём топится лёгким эротическим муаром, символизирующим плодородие (чуть не сказал богородицы). Выстрел молоками (спермой) из воды в воздух (сравните с "из пушки по воробьям") изображает непорочное зачатие, в его бытовом представлении.
   Теперь, когда читатель уже убедился, что был прав, заподозрив автора в семиотической игре, картинка-слайд щелкает в его сторону – очевидная метафора река-время снабжается автором деталями, разрушающими ее исходное значение. Современная теория Рождества говорит не о звезде, а скорей о комете, приведшей волхвов. Именно движение кометы по небесному своду могло нарушить привычный ход времени. Полоса света, пересекающая воду как порожек – черта, останавливающая время. В целом же, взору открывается идиллический вид, мирок, населённый чудесными добрыми животными. Но взгляд героя, хоть и заворожен, полон тревоги и недоверия, ибо он живет в реальном мире, где женщины не беременеют оттого, что ветер дует. Не-верие в любой из лубочных миров требует выхода за пределы таких пространств. Но еще вопрос – будет ли новое пространство соответствовать ожиданию, не окажется ли оно хоть и иным, но таким же искажённым. Москва (Третий Рим) в стихотворении появилась не случайно, но с таким же успехом на ее месте мог оказаться другой стремительно развивающийся мегаполис. Основной мотив здесь – превращение светлого праздника в балаган, помещение путеводной звезды (мечты) в витрины магазинов. Стекло витрины как перегородка между двумя мирами – кривой идиллический мир и яркий, осязаемый, но не менее ущербный мир рождественских бутиков. И вообще современного города. Служебный роман – это тайна, которая станет явью. По сути – секрет Полишинеля. А значит – исчезновение тайны. И вот он, жестокий реальный мир, где в воздухе не чудесные птицы, а отвратительные мухи, делающие время тягучим и липким. Где вместе с тайной исчезает бескорыстие, величие духа, рушатся отношения между детьми и родителями. А появляется страх, угроза, болезнь. Последовавшая безудержная игра словами всего лишь намерение автора не допустить проникновения в текст фактов личной биографии. Питаясь только мясом и хлебом (духом святым), заполучить авитаминоз в виде цинги – плевое дело. Остановлюсь лишь на "воротах". Помните "куст у ворот"? Жест вратаря, широко разнесшего руки, охраняющего небольшое пространство позади себя под крики толпы – это ли не Голгофа? А еще это попытка объять необъятное, оберегая малое-свое. Здесь автор окончательно переходит к театральности и цирку, от жеста к идее. Которая состоит в том, что в одном из искаженных миров, пространстве с не-четко очерченными границами (сужающимися наподобие стягивающейся петли или высыхающей капли воды на гладкой поверхности), возможен любой другой сценарий шоу.
   (Например, такой. Вставка сделана уже после написания основного текста, когда автору впору писать комментарий к комментарию, что в девяностых годах считалось вообще хорошим тоном. Речь может идти о деградации государства, потери не только географического пространства, что с нами и случилось в эпоху распада Союза, но и нравственных, культурных ориентиров. Возникающий другой мир расположится не на пустом месте, а именно в новых, вновь приобретённых границах. И в этом мире – иные ценности и риски. Поэтому реальный справочник "Покупка, продажа, обмЕн" становится "обмАном", символом времени. Про "жирную муху" позволю себе одну шутку. Последние наручные часы, которые мне хотелось себе купить, стоили четыреста грин. А друг мой хочет и покупает себе за восемь-десять тысяч, любит это дело. Такая вот "муха". Путин носит часы на правой руке. Но, продолжим. По сценарию террористов, в час икс просходит нечто гадкое на охраняемом стратегическом объекте. В рамках данного мира происходит еще одна трансформация – правила меняются под диктовку третьей стороны. Заканчивается лёгкое "мошенство" и наступает время убийств. В таком контексте всё возвышенное становится "пердухой", дерьмом, вывертом. Так проходит всё. И отец проклянёт сына-террориста, как раньше сын смеялся над труженником-отцом, зарабатывая школьником на помывке мерседесов больше в десять раз. Как должен поступить персонаж? Он не находит выхода, для него страдание несёт смерть. "Кончусь внезапно" – это отголосок нереализованной, м.б. невостребованной нежности, любви. Ведь любовь не предполагает обладания ("быть или иметь", Э.Фромм:-), а следовательно – утеряна. Приходит понимание, что собственная значимость – ничто, по сравнению с мужеством жизни.)
   Вторая половина стихотворения не что иное, как столкновение и приведение в движение возникших ранее по тексту т.н. планов. Мотивы женского, натурального – только лишь критика модного нынче подхода по Дэну Брауну или как там зовут автора "Кода да Винчи". В общем, если говорить дальше, то речь пойдет о том, чего в стихотворении, может быть, и нет. То есть :-) есть, но настолько выпадает из контекста и является только выражением личной позиции автора по отношению к, например, правосудию, ответственности за жизнь любимых людей через охрану собственной, драматизации времени т.д.

   Данный комментарий – это не инструкция читателю и не ключ к восприятию такого рода синтетических текстов. Это инструмент вовлечения читателя, со-творчество, когда читатель и автор – один и тот же человек. Свободный, наверное.