Ноябрь нализался рябиновой горечи,
лежит под ногами последним листом.
- Бродяга, вставай, околеешь ведь к полночи!
А старой метле отдувайся потом,
срываясь на визг, голосить в Голосеево,
из рук вырывать тополиную стать,
сквозь пальцы секунды-песчинки просеивать,
да слушать как дворнику вспомнилась мать.
- Безумный философ, поэт и пропойца!
Оставь, если можешь, горчинку на дне,
чтоб было и мне, чем на миг успокоиться,
чтоб не успокоиться мне...