Не сердце, - просто постоялый двор,
харчевня (а что делать?). Здесь очаг
ворчит во мраке. Жарко угольки
подмигивают: есть, мол, разговор,
хлебни чего, покамест не зачах.
Скамьи, столы, понятно, при свечах.
Укромные, известно, уголки.

Сюда вползают… змеи? – не совсем…
и брови ни при чём, но целят в глаз,
две милых гостьи: грусть, и с ней тоска;
являются во всей своей красе,
и дхаммапада с дзен – им не указ;
пьют, зеркала с посудой бьют, за раз…
ещё и ухмыльнутся свысока.

Тут ввалится кручина, и за ней
отчаянье, а там и вовсе сброд
какой-то, безобразия чинить.
Наступит ночь, длиннее летних дней;
Клеймом калёным – время обожжёт
и поведёт его на эшафот…
В очаг вольётся солнечная нить.

Зал пуст. И только где-то в глубине,
едва ли, вспыхнет прежнее тепло.
На лавке дремлет маленький зверёк
и ушками поводит в полусне.
Он сердобольный, мало, что трепло,
мурлычет, жмётся к каждому (от блох),
оближет, словно вешний ветерок.

И радость у порога бьёт хвостом, -
волной прохожей выброшен к дверям
ободранный приблудный старый пёс;
доверием неведомым ведом,
он одиноко бродит по дворам,
где ждёт его смешная детвора
и, всё у них взаправду, всё всерьёз.

Заглянет радость в опустелый дом.
Усталый странник здесь нашёл приют.
Он приласкает пса, зажжёт огонь,
откроет окна. Тихо. О своём
пичуги в ветках весело поют…
Мелькнёт мгновенье, - будто бы в раю
и кажется, Он жил здесь испокон.