Туманов (1)

Вадим Иванович Туманов – известный российский предприниматель, золотопромышленник, труженик – родился 1 сентября 1927 года. Окончил мореходку, во время Великой Отечественной войны ходил в плаванья матросом, после окончания – штурманом, третьим помощником капитана. Занимался спортом, был чемпионом Тихоокеанского флота по боксу. Весной 1948 года в возрасте 20 лет Вадим был снят с корабля в таллинском порту, отправлен в распоряжение отдела кадров Дальневосточного пароходства и арестован во Владивостоке... за то, что читал Есенина и слушал Вертинского; осуждён по ст.58 п.10 (антисоветская пропаганда и агитация) на 8 лет лагерей и этапирован на Колыму. Многократно бежал, за что получал новые сроки, был приговорён к 25 годам (наказание в виде смертной казни в то время не применялась). Освобождён и полностью реабилитирован в 1956-м.

Вадим Туманов был близким другом Владимира Высоцкого. По историям из жизни, рассказанным В. Тумановым, В. Высоцким написаны песни "Побег на рывок", "Райские яблоки". В соавторстве с Леонидом Мончинским Владимиром Высоцким был создан роман "Чёрная свеча". Прототипом главного героя – Вадима Упорова – стал Туманов, и в основу сюжета легла его биография. Предполагалась экранизация книги, главную роль в которой должен был сыграть В. Высоцкий. Тогда не успели. Однако фильм всё-таки был снят и вышел на экраны... этим летом.

В 2004 году опубликована автобиографическая книга Вадима Ивановича "Всё потерять – и вновь начать с мечты..." Поэма "Туманов" – моё прочтение 1-й части этой книги. Персонажи поэмы большей частью – реальные люди. В основу образов и характеров вымышленных персонажей легли судьбы реальных людей. События описаны, что называется, "по мотивам". О чём-то я прочёл в книге Туманова, что-то взял из рассказов и книг других людей, что-то "приукрасил", немногое выдумал. Хронология событий умышленно не соблюдена.

Благодарю тех, кто так или иначе оказался причастным к созданию поэмы: поэтессу Ольгу Муравьёву, открывшую мне мир моего героя; поэта, пишущего в сети под именем АлексАндр – за рассказы об отце и деде, узниках ГУЛАГа; поэтессу Ольгу Ивановну Криль, автора сайта Поэзия.ру – редактора готовящейся к выпуску публикации в книжке, Наталью Мунтян – художницу, автора иллюстраций к изданию.

8 цифр поэмы буду публиковать на Поэзии.ру – в неделю по одной. При необходимости дополню авторский комментарий. Место действия 1-й цифры – лагерный барак в бухте Диамид (на Дальнем Востоке). Март 1949 года.

С Богом. Поехали.



ТУМАНОВ
Поэма

Вадиму Туманову



...в глазах блистала целая будущность;
его товарищи не знали, кто он таков;
но сила души обнаруживается везде...

Михаил Лермонтов. «Вадим»




1.

То ли канул-пропал в жерло облака рваного,
Оступился ль в раю, как на краешке крыши?
Звёзды ринулись вверх, и рождался я заново
В мутно-розовой, вдрызг пересоленной жиже.

Видно, повременить вдруг задумалось Господу:
Я, сорвавшись с блесны, навзничь треснулся оземь.
Жгло ладони: схватился за ржавую косу ту,
Что касаньем ласкала артерию... Восемь!

Представлялось мне: вечность увязла во времени,
И кровавый закат ночь полвека лакала,
Но заслышал с небес, как казарменный рефери
Отчеканивал счёт, предвкушая нокаут.

Смаковал, ухмылялся, затягивал паузу.
Измывался, паскуда, не в силах поверить,
Что теперь не полезу к Христу я за пазуху:
Непременно дождусь предпоследнего «Девять!»

А потом поглядим, ладно? Холодно... холодно!
Я – птенцом из гнезда – нынче выпал из рая,
И разбился о лёд: мерзлотою закована
Эта – самая лучшая – суши шестая.

Мутью застит глаза. В горле тошно и солоно.
Этот раунд – не спор. Даже, слышишь, не драка.
И теперь оттого так до одури холодно,
Что лежу в промороженном чреве барака.

Ладно, перетерплю: от весны пока нет вестей.
Плохо то, что вдохнуть аж до чёртиков тяжко:
Я сражённый Атлант, давит массой планеты всей
На избитые рёбра бетонная стяжка.

Воздух прячется в ноздри с тягучестью клейстера,
Растекается в лёгкие – паром по трубам.
Мне изрядно досталось: работали шестеро,
И в конце посчитали без четверти трупом.

И почти не ошиблись: я слышал отчётливо,
Как крылатый Архангел позвал за собою.
И устав защищаться от ног изворотливо,
Я на милость Архангела сдался без бою.

Началось моё новое мерное шествие –
К неизвестным брегам в океане покоя,
Лишь когда к шейной вене приставили лезвие,
Остриё я отвёл ослабевшей рукою.

И крылатый оркестр в небе грянул литаврами,
Запиликали арфы, и вскинулись трубы!
И венчали меня золочёными лаврами,
И вином омывали распухшие губы.

Воспевали, как гостя – навеки желанного,
Поднимался Архангел мой – выше и выше...
Я же – канул-пропал в жерло облака странного,
Оступился в раю, как на краешке крыши.

Мне сегодня воздали по совести ль почести?
Из исподнего вынут, до мяса раздет ведь!
Сколь минуло с Восьми – полсекунды иль полчаса?
Часового затвор лязгнул-выплюнул: Девять!



Девять!

Подтащить к животу бы колени – Раз!
Ноги связаны. Резче! м-мука...
На стене нарисованный Ленин – глаз
Свёрла щурятся близоруко.

Не видать им нокаута. Чёрта с два!
Я – вне ваших поганых планов!
Вам такой же второй на пути едва ль
Повстречается впредь Туманов!

Приложиться плечом и щекою – Два!
Три! – под рёбра подсунуть локоть.
Неподъёмная, тонная голова
В пол щетиной втирает копоть.

Можно в чёрный цемент сорок лет врастать,
Корни сунуть и влагу выжать.
Вот задача попроще: подняться, встать –
Обязательно, чтобы выжить.

Пальцы медленно, с хрустом, разжать и сжать,
Стиснув скулы, скуля, бледнея.
Всё терпимо, Вадим: матерям рожать
Нас бывало куда больнее.

На запястьях наручники. Сучий жлоб
Ключ, как орден, обмыл в чифире.
Извернуться, в пол носом уткнуться, чтоб –
На коленки и лоб – Четыре!

Ни минуты на роздых: не дать язвить
Дуракам о молельной позе.
Доведётся мне рефери извозить
Рожей в жирном густом навозе.

Поползти осторожно – за пядью пядь –
К той стене, где газетный Сталин.
А ползти – это, слышишь ты, падла, Пять! –
На локтях не жалея ссадин.

Не щадя – ни мгновенья – последних сил,
Что из пор вместе с потом брызжут.
Потянуться башкой из кручёных жил –
Обязательно, чтобы выжить.

Доползти до стены. Прислонившись, сесть.
Осмотреться во тьме кромешной.
Упереться ногами. Подняться – Шесть!
Не упасть – это Семь, конечно!

И зубами скрипя, как голодный зверь,
Изгибаясь, как липка в осень,
Размахнувшись, в железную врезать дверь:
Отпирай, вертухаи! Восемь!

Не видать вам нокаута, как ушей.
Девять! Баста! Закрыт театр!
Отправляйте кормить приручённых вшей
В смрадный лагерный изолятор!

Гулко топал в три пары сапог конвой,
В страхе долго замками клацал,
Тщетно силясь понять: почему живой? –
Потащили в вонючий карцер.

Тот фатально ошибся, кто мозг терзал:
Фокус прост был – без ширм-карманов.
Мне на небе Господь тет-а-тет сказал:
Рано, парень! Живи, Туманов.



Мне сегодня воздали по совести почести:
Из ведра окатили, обули-одели.
И в начало немодной эпической повести
Положили эпиграфом шрамы на теле.

И маячил в безжалостном, пагубном бедствии –
Белым пятнышком – плот, словно символ начала
Непривычного, долгого, мерного шествия
К неизвестным брегам и далёким причалам.

Никому из-под киля семь футов не вычерпать.
Пусть далёк горизонт – не успеть за зарёю,
Лишь единственный день прошлой полночью вычеркнут:
Вижу новое небо – над новой землёю.

Александр Питиримов, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 1006 № 47069 от 29.08.2006

1 | 4 | 7610 | 21.11.2024. 12:04:59

Произведение оценили (+): ["Алексей Борычев"]

Произведение оценили (-): []