Жозе-Мариа де Эредиа Микельанжело и др.

Микельанджело
Жозе-Мариа де Эредиа
(Перевод с французского)
Michel-Ange
Jose-Maria de Heredia

Нет слов, как был силён точивший душу зуд:
Сикстина для него все радости затмила:
в ней вместе собрались пророки и Сивиллы,
а на одной из стен, открылся Страшный Суд.

Титан во всех делах, он выбрал тяжкий труд,
мечтая лишь о том, чтоб творческая сила
в честь Славы, в честь Любви, Отечеству служила,
но с горечью постиг, что все надежды лгут.

Его гиганты мрут в сраженье с диким гнётом,
рабы привлечены к чудовищным работам
где корчится любой уродливым крючком.

Он в мраморах своих сумел, не зная страха,
воочию явить с искусством и умом,
как гневается Дух под косным гнётом Праха


Michel-Ange
Certe, il etait hante d'un tragique tourment,
Alors qu'a la Sixtine et loin de Rome en fetes,
Solitaire, il peignait Sibylles et Prophetes
Et, sur le sombre mur, le dernier jugement.

Il ecoutait en lui pleurer obstinement,
Titan que son desir enchaine aux plus hauts faites,
La Patrie et l'Amour, la Gloire et leurs defaites ;
Il songeait que tout meurt et que le reve ment.

Aussi ces lourds Geants, las de leur force exsangue,
Ces Esclaves qu'etreint une infrangible gangue,
Comme il les a tordus d'une etrange facon ;

Et dans les marbres froids ou bout son ame altiere,
Comme il a fait courir avec un grand frisson
La colere d'un Dieu vaincu par la Matiere !


Жозе-Мариа де Эредиа Смерть орла
(Перевод с французского)
La mort de l'aigle
Jose-Maria de Heredia

Когда орёл взлетел над вечными снегами,
он в воздухе искал простора без теней,
где к солнцу ближе путь, где небо голубей.
И там в его зрачках заполыхало пламя.

Он рвётся в небеса всё выше, всё упрямей,
вдыхая жаркий дух заряженных полей.
Его влечёт гроза и всё, что в ней и с ней,
но молния, блеснув, вдруг ставит точку в драме.

Сто смерчей принеслись откуда ни на есть.
Надломлено крыло. Уж биться бесполезно.
И падает смельчак в сверкающую бездну.

Счастливец тот борец за волю или честь,
кто в страсти и мечте, в безумии экстаза,
погибнет, как орёл, блистательно и сразу.
Les Trophees, 1893


La mort de l'aigle

Quand l'aigle a depasse les neiges eternelles,
A sa vaste convergure il veut chercher plus d'air
Et le soleil plus proche en un azur plus clair
Pour echauffer l'eclat de ses mornes prunelles.

Il s'enleve. Il aspire un torrent d'etincelles.
Toujours plus haut, enflant son vol tranquille et fier,
Il monte vers l'orage ou l'attire l'eclair;
Mais la foudre d'un coup a rompu ses deux ailes.

Avec un cri sinistre, il tournoie, emporte
Par la trombe, et, crispe, buvant d'un trait sublime
La flamme eparse, il plonge au fulgurant abime.

Heureux qui pour la Gloire ou pour la Liberte,
Dans l'orgueuil de la force et l'ivresse du reve,
Meurt ainsi, d'une mort eblouissante et breve!


Жозе-Мариа де Эредиа Plus ultra
Jose-Maria de Heredia
(Перевод с французского)

Захвачены людьми былое царство львов,
гнездилища всех птиц и ядовитых гадов.
Пропахан Океан, и в нём на зыбких грядах
остались сеть борозд, как будто от плугов

Но в северных краях, за кругом катастроф,
минуй Шпицберген - там, среди полярных радуг
таятся острова заманчивых загадок,
где не был никогда никто из моряков.

«Идём! Взломаем льды. Хоть тяжко,а придётся
и нынче исполнять свой долг первопроходца,
разведчика пластов и рудоносных жил.

Найди у полюсов никем не смятый гравий» -
приказывает мне честолюбивый пыл,
и море на ушко толкует мне о славе.

ВАРИАНТ:
"Найди у полюсов никем не смятый берег" -
приказывает мне честолюбивый пыл,
расцветив миражи неведомых Америк.


Plus Ultra

L'homme a conquis la terre ardente des lions
Et celle des venins et celle des reptiles,
Et trouble l'Ocean ou cinglent les nautiles
Du sillage dore des anciens galions.

Mais plus loin que la neige et que les tourbillons
Du Strom et que l'horreur des Spitzbergs infertiles,
Le Pole bat d'un flot tiede et libre des Iles
Ou nul marin n'a pu hisser ses pavillons.

Partons ! Je briserai l'infranchissable glace,
Car dans mon corps hardi je porte une ame lasse
Du facile renom des conquerants de l'or.

J'irai. Je veux monter au dernier promontoire,
Et qu'une mer, pour tous silencieuse encor,
Caresse mon orgueil d'un murmure de gloire.


Жозе-Мариа де Эредиа Жизнь мёртвых
(Перевод с французского)
La vie des morts
Jose-Maria de Heredia

Поэту Арману Сильвестру*

Когда земля навек расступится под нами
и вырастут кресты на месте скорбных слёз,
то лягу я под куст кровавокрасных роз,
и будешь ты покрыт лилейными цветами.

Дорогою до звёзд, в сжигающее пламя,
к забвенью нас помчит, без платы за провоз,
божественная Смерть. Не ты ли превознёс
её, мой друг, почтив прекрасными стихами?**

В итоге примет нас космическая печь,
чтоб наши две души и растопить и сжечь
в великом торжестве пылающего мира.

Но Слава, оценив поэтов, двух друзей,
нас вечно сохранит живыми меж Теней,
которых, побратав, соединила Лира.



La vie des morts
Au poete Armand Silvestre*

Lorsque la sombre croix sur nous sera plantee
La terre nous ayant tous deux ensevelis,
Ton corps refleurira dans la neige des lys
Et de ma chair naitra la rose ensanglantee.

Et la divine Mort que tes vers ont chantee**,
En son vol noir charge de silence et d’oublis,
Nous fera par le ciel, berces d'un lent roulis,
Vers des astres nouveaux une route enchantee.

Et montant au soleil, en son vivant foyer
Nos deux esprits iront se fondre et se noyer
Dans la felicite des flammes eternelles ;

Cependant que sacrant le poete et l'ami,
La Gloire nous fera vivre a jamais parmi
Les Ombres que la Lyre a faites fraternelles.

*Armand Silvestre – французский поэт (1837 – 1901),
друг Ж.М.Эредиа
**Один из разделов книги А.Сильвестра «Возрождение»
был озаглавлен «Жизнь мёртвых».


Жозе-Мариа де Эредиа
Трагику Э.Росси*
(Вольный перевод с французского)
Jose-Maria de Heredia
Au tragedien E.Rossi

После декламации из Данте

О Росси! Это ты под принцевым плащом
всю душу истерзал Офелии-невесте.
И ты, рыча, как тигр, от ревности и мести,
рыдания душил подброшенным платком.

То Макбетом ты был, то Лиром-королём,
то рыцарем, служа святой любви и чести
с Джульеттой в роковом венчальном склепе вместе.
Но самый высший взлёт остался на потом.

Во мне восторг и страх сливались воедино,
когда из уст твоих звенели те терцины.
Они в душе с тех пор фанфарами звучат.

Казалось мне тогда, что пекло через двери
просыпало огонь, и Данте Алигьери
живой среди живых читал свой мрачный «Ад».


Au tragedien E.Rossi*

Apres une recitation de Dante

O Rossi, je t'ai vu, trainant le manteau noir
Briser le faible coeur de la triste Ophelie,
Et, tigre exaspere d'amour et de folie,
Etrangler tes sanglots dans le fatal mouchoir.

J'ai vu Lear et Macbeth, et pleure de te voir
Baiser, supreme amant de l'antique Italie,
Au tombeau nuptial Juliette palie.
Pourtant tu fus plus grand et plus terrible, un soir.

Car j'ai goute l'horreur et le plaisir sublimes,
Pour la premiere fois, d'entendre les trois rimes
Sonner par ta voix d'or leur fanfare de fer ;

Et, rouge du reflet de l'infernale flamme,
J'ai vu - j'en ai fremi jusques au fond de l'ame ! -
Alighieri vivant dire un chant de l'Enfer.

*Эрнесто Росси (1827 – 1896) –итальянский драматический актёр.


Жозе Мариа де Эредиа Разбитый мрамор
(Перевод с французского).
Sur une marbre brise
Jose Maria de Heredia

Пристойный мох прикрыл увечные глазницы...
Нет ! В рощице стоял не камень межевой,
не девушка, что льёт из амфоры струёй
парное молоко, вино или водицу.

Здесь некий древний бог средь зарослей таится:
не Гермес, так Сильван; не Пан, так кто иной.
Калина, плющ и хмель таят его покой.
На треснувшем челе зелёные косицы.

Курносое лицо, две впадины орбит.
А всё же юркий луч ланиты золотит.
Прильнувший виноград кармином красит губы.

Под шелест ветерков он принял бодрый вид.
В мелькании теней ему тепло и любо.
Обрубок - снова бог, воспрянул и царит.



Sur un marbre brise

La mousse fut pieuse en fermant ses yeux mornes ;
Car, dans ce bois inculte, il chercherait en vain
La Vierge qui versait le lait pur et le vin
Sur la terre au beau nom dont il marqua les bornes.

Aujourd'hui le houblon, le lierre et les viornes
Qui s'enroulent autour de ce debris divin,
Ignorant s'il fut Pan, Faune, Hermes ou Silvain,
A son front mutile tordent leurs vertes cornes.

Vois. L'oblique rayon, le caressant encor,
Dans sa face camuse a mis deux orbes d'or ;
La vigne folle y rit comme une levre rouge ;

Et, prestige mobile, un murmure du vent,
Les feuilles, l'ombre errante et le soleil qui bouge,
De ce marbre en ruine ont fait un Dieu vivant.

Les Trophees, 1893

Владимир Корман, поэтический перевод, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 43415 от 01.04.2006

0 | 1 | 3629 | 19.04.2024. 01:24:48

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []