ЗАЛЬЦБУРГ

ДВУХСОТПЯТИДЕСЯТАЯ ГОДОВЩИНА
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
ВОЛЬФГАНГА АМАДЕЯ МОЦАРТА


1
Ein Brunnen singt. Die Wolken stehn
Im klaren Blau, die weiЯen, zarten.
Bedдchtig stille Menschen gehn
Am Abend durch den alten Garten.
(«Musik im Mirabell» Georg Trakl)1

2
1. У собора архитектора Сантино Соляри

Невольно закусив губу,
под куполами черными собора,
осматриваешь желтые дома
с барочною лепниной и цветами.
Каштан зеленым балдахином веет
над серебристым теменем, скрывая
тебя и мысли спутанные нервно:
скульптурами, цветочными коврами
газонов влажных в парке Мирабель. 3
Повсюду эпидемия Версаля.

Все повторяет детскую наивность,
что сны на оттоманках из муара:
фонтанов чашки, брошки, декольте,
монашки, белошвейки, музыканты,
и все подробно – осень, горожане,
как на гравюрах бронзовых. Глаза

сквозь окна Доплера и ставни Караяна
тревожно огибая Хоэнзальцбург,
вспугнувши птиц, и напролом упершись
в разрез альпийских каменных морщин,
заросшие рождественской щетиной,
глотая сумрак, слепнут, только слух
здесь чувствами души повелевает.
Так обжигает зренье темнота,
все заливая ярко-синим светом
из водопада зальцбурского неба,
какого не сыскать по всей земле.
Он затопляет памятники, своды
церковных арок, мой гипоталамус,
переходящий в холод по рукам.
Из этой синевы рожден был Моцарт,
посланником трагической судьбы.

Как мало в мире трогательных мест,
подобных Зальцбургу. Теряются в тумане
часовни по дороге капуцинов,
излучина реки и сам, меж гор,
ты словно по наитью злых волшебниц,
на время превращен с пером и книжкой
в богатый манекен на Линцергассе,4
где мимо проплывают сотни лиц.


2. Над водами Зальцах,

Отстав от гномов, заново расту.
Стою, курю на городском мосту.
Я прожил бы здесь лет наверно двести,
скрываясь от невежества и лести,
где улицы, как кладбища тихи,
укутавшись под вечер шалью старой,
пыхтя заокеанскою сигарой,
писал бы непристойные стихи.
Пылали б свечи, выла б Lacrimosa,
я раздевал бы женщину с мороза,
стрясая снег на бурый половик.
Снимает дворник траурные флаги -
(скоропостижно умер мэр Лантаге).5
Я б к здешнему беспамятству привык.
Река, как дни мои, текла б неспешно.
Я, может быть, чинил бы скрипки, нежно
натягивая каждую струну.
Или, предавшись дальше многоточью,
беседовал бы с памятником ночью,
дразня квадратом площади Луну.
Но двести лет прожить, пожалуй, много.
Из тщетности скупого монолога
мне в зеркале уродливый двойник,
с которым так невесело похожи,
стучал по клавишам и злобно б корчил рожи,
зажав в кулак мой без костей язык.
И развивая мысли на мосту,
влечет за стол и к чистому листу.


3.Набережная Франца-Иозефа.

День, повернувшись на запад спиною гор
уходит, цепляясь за шпили бордово- синим
шлейфом небес, и тучи лиловый горб
растекается вдоль по реке курсивом.

Там, где-то вверху, по елям поют ветра.
Монах закрывает калитку, и в миг пустые,
темные окна монастыря Петра
отворяют для песен и слез святые.

И, словно пытаясь прохожих к себе привлечь,
кричат безголосо, ладони сомкнув, как рупор,
сплавляя по волнам скамеек леса драгоценных свеч,
следы освещают те, что оставил Руперт.6

Забудь обо всем и с болью прижмись скулой,
отвергни навязчивый бред и горечь благих пророчеств,
и дом, возвышающийся скалой,
скрипнет дверьми и шепнет ветлой:
«Зальцбург - собрание одиночеств».


4. Фантазия у Придворной аптеке.

За все, за все благодарю,
что было и чего не стало.
Свеча церковная мерцала,
нам имитируя зарю.
Ломались льдины с крыш, и падал
в лохмотья сада лунный шар,
и каменный апостол Павел
богобоязненность внушал.

Телесных штор, звенели тонко
капеллы лампочек - сердец
в решетке ребер. Зальцбург только
один предвосхищал конец:
той идиллической картины
в обворожительных горах,
где в ромбах снежной паутины
качались елки во дворах.

И запеченными коржами
слоились впадины мансард,
сопели в спальнях горожане,
и гальванический МоцАрт
по подоконникам, по петлям
дверным сколачивал оркестр,
раскинутый под снежным пеплом,
как дирижера жест - окрест.

Все рокотало в ярких перлах,
аптечный воздух бил гуртом.
С проектом вмешивался Эрлах7
в ущелье Альп и в каждый дом.
И мост своей железной бровью
скрывал в реке его от нас.
И все катилось к изголовью
люнетов и цветочных ваз.


5. В пансионе "Доктор Шлоссер"

Чужие сны, чужая простыня,
чужие тени, с потолка срываясь,
причудливо вселяются в меня.
Я их впускаю, чуть сопротивляясь
их скользким трениям по шее, по лицу,
с тяжелым ароматом эдельвейсов,
и в теле дрожь, как ветерок в лесу,
от пальцев ног до выстриженных пейсов.
Осенней ночью шорохи слышны
сильнее колокольного набата.
В покоях дорогих епископата,
как зеркала старинные, грешны
толпятся люди и звучит кантата
«Масонская»
…страна гор, музыки и рек.
«Бог, также одинок, как человек».
К тому же ночь всегда подслеповата.
Так мы порой нелепы и смешны,
когда взрезает мерзлый дерн лопата.
Немудрено в такое время суток,
крадя из посторонних окон сны,
смотря на звезды, потерять рассудок.
И по утру не черный человек
появится в дверях, кряхтя, а, скажем,
совсем иной, белей, чем первый снег,
херр доктор с медсестрой и саквояжем.
Протянет мне пилюли и стакан,
и под окном тревожно стукнет дятел.
Мой монолог им будет не понятен.
От куполов и туч переплетений,
в подушку изрыгаясь, сны тени,
сквозь занавесок рыжих кардиган
чернилами прольются в сентябре,
и я шепну с улыбкой медсестре:
«Прощай, Эльвира Мадиган,
я спятил»...............


6. В парке Hellbrunn

Жасмина запах терпок, горек.
В конце концов, что даст историк -
имен, да дат - круговорот.
Власть церкви, страх новозаветный.
Архиепископ многодетный
любил вино, но свой народ

держал не то чтоб в черном теле,
но в строгости. И, как Сальери,
завистником закончил век.
Быть может, думал он, с улыбкой
смотря на мальчика со скрипкой,
что рано, словно землю снег,

его накроет смерть, а слава
пройдет, и топкая канава
для бедняков - его приют.
Так примет Бог его забавы,
и вавилонами державы
над миром Реквием споют.

Кто гениален, тот несчастно
проводит дни. И очень часто
не доживает до седин.
В тени укрывшись лавровишни,
маэстро знал, что здесь он лишний,
своей судьбы не господин.


7. В Пинакотеке

И в пространстве, лишенном равнин, кривит
город улицы - царство широких спален.
Время замерло здесь навсегда, и вид
его, кажется, призрачен, не реален.

Нам дано говорить и страдать, тесней
прижиматься спиной к облакам, не прочно
быть привязанным в муке к плеяде дней,
умирать и зачатыми быть порочно.

Сурик чахлых небес золотит асфальт,
и в витринах пылают гардений плошки.
Я стою на вершине мохнатых Альп,
обретая бессмертье и взгляд Кокошки.8



8. Под звуки Райдна

Австрийская земля -
смешенье кварца с глиной,
и колокольной «ля»
затянутой и длинной,

смешенье базилик,
ручьев и минералов,
и херувимский лик
церковные генералов,

подмерзшей синевы,
что в полдень разогрета,
кружением листвы -
короткого либретто.

На лезвие волны
блестит стекло соборов
и комнаты полны
физических приборов.

И колокол велит:
«Пора, оставь богатство».
Закат вином разлит
над крышами аббатства.

«Тревожить тех не смей,
кто осень обожает
Амалий, Саломей
они не провожают.

Всмотрись еще раз так,
чтоб не бояться смерти,
не нарушая такт
в божественном концерте».

«Кто говорит в ночи?» -
ты спросишь у мгновенья.
«Скрипичные ключи
и чудо вдохновенья

Задумчивость твоя,
архитектуре здешней,
сродни. Крои швея
из времени одежды

которых не сносить
и не потратит молью,
вдевай в иголку нить,
приштопывая с болью

от камня до травы
тот пейзаж глубокий
известный, но увы
такой же одинокий

как ты, но уточнять
подробности не кстати,
здесь тайна и печать.
Здесь множество печатей».

Очнись, твой образ стерт
и лед под костью лобной.
Кати в аэропорт
от роскоши холодной.

Куда-нибудь южней
лети и будь печальней,
печальней и нежней,
но вряд ли музыкальней,

чем край солей: воспеть…
вокал ветров вбирая
и страх преодолеть
быть изгнанным из Рая.




1. Из стихотворения Георга Тракля «Музыка и Мирабель»
Фонтан поет. И облака вдали на синем небе. Белые. Застыли
Задумчивые люди шли и шли по парку. Нет, не шли. А плыли…

2. Особо знаменит Зальцбургский собор с башнями, вздымающимися в небо. 14 лет работал зодчий Сантино Соляри над этим монументальным творением церковной архитектуры, возведенном на фундаменте романского собора, из которого он взял лишь купель; в этой бронзовой чаше был крещен Вольфганг Амадей Моцарт.

3. Зальцбург - яркий пример барочного города, где этот стиль предстает во всем своем блеске, подтверждением чему является сад Мирабель с его террасами, мраморными скульптурами и фонтанами.

4.Линцергассе одна из центральных улиц Зальцбурга.

5.Примерно в сентябре 1999года на заседание по вопросу о чистоте зальбурского диалекта, от обширного инфаркта умер мер города господин Лантаге.

6. КОКОШКА (Kokoschka) Оскар (1886-1980), австрийский живописец, драматург. Представитель экспрессионизма. Писал картины в нервной, резкой, болезненно напряженной манере («Сила музыки», 1918-20), достигая лиризма и богатства цвета в пейзажах («Венеция», 1924), остроты характеристики в портретах («И. М. Майский», 1942-43). Построенные на гротеске драмы Кокошки («Убийцы — надежды женщин», 1907) насыщены романтической символикой, аллегориями. Антифашистская пьеса «Коменский» (поставлена 1939). И конечно же знаменитая картина Кокошки «Вид на Зальцбург».

7. Своим названием город обязан крепости Salzachburg, находившейся на горе Nonnberg.
Основателем Зальцбурга считается Святой Руперт, при котором примерно в 696 году началось строительство монастыря Святого Петра. Святой Руперт стал первым архиепископом Зальцбурга, с него установилось многовековое владычество церкви.

8. Творение Фишера фон Эрлаха, через лотки со снедью взирает на своего vis а vis в стиле рококо - дом, где родился Моцарт.

Боровиков Пётр Владимирович, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 913 № 41519 от 26.01.2006

0 | 4 | 3594 | 27.04.2024. 04:36:13

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []