Багульник в банке обживал окно.
Сначала он притягивал вниманье
сухих листков шагреневою тайной
и плотных почек беспокойным сном.

В квадрате запотевшего стекла
чернел нечёткой графикой рисунка,
внимая сонно голосам и звукам
под пологом домашнего тепла.

Себя осознавал неторопливо,
не смея верить в силы волшебства.
А в форточку втекала синева,
и воробьи чирикали, что живы.

И в день обычный, тихий и неяркий,
багульник, сбросив наважденье снов,
на волю стайку выпустил цветов
из тёмных коконов продолговатых.

Тая дыханье и забыв слова,
мы у окна в волнении застыли.
Казалось, будто расправляли крылья
похожие на эльфов существа.

А за окном, уже едва знакомым,
в живом прозрачном розовом тумане
иные страны грезились и звали,
и жизнь текла по сказочным законам.

И снился нам все ночи напролёт
далёкий край камчатских наших эльфов,
теплом Земли до кончиков прогретый
корней, тропинок,
веток, паутинок
и до кедровых облачных высот.

А пленникам в неволе не уснуть
и, переждав последние метели,
они однажды ночью улетели,
по свету звёзд угадывая путь.

Мы верить в чудо с возрастом устали,
доверив детям сказок светлый мир,
и только память бережно хранит
сюжеты и картинки без названий.

И там, где детства беды и забавы,
там навсегда останутся со мной
котёнок Тимка, песни Окуджавы
и веточка багульника весной.