СКАЗАНИЕ О МАРИИ (ПРОЛОГ, ч.3)

   


                     3





Сгустились сумерки


                             и началась метель.


Возницы смутно


                        видели друг друга.


Мороз ослаб,


                    чуть стало потеплей.


Мела метель,


                     пока ещё не вьюга.





На двух подводах 


                          сто пудов зерна,


Сто тыщ потов,


                         сто бед и потрясений.


А где-то в городе 


                            паёк свой ждут не зря


Рабочих 


               голодающие семьи.





Уже в дороге хлеб,


                           вот он в тугих мешках,


Живительный, 


                       насущный и могучий…


И сухари 


                 на молодых зубах


С весёлым хрустом


                             таяли поштучно.





Добытый мерин 


                         плёлся за гнедой,


Привязанный 


                    к её саням вожжами.


В его подводе, 


                      подкреплясь едой,


Два друга 


                неразлучные лежали.





«Прибыть бы, Ваня,


                           до ночи в отряд.


Здесь волки в темноте, 


                                 случается, балуют.


В степи-то они стаей,


                                говорят,


Охотятся


               и за пять вёрст всё чуют.»





«Пусть сунутся, 


                          из боевых стволов


Да и ружьём 


                  с охотничьим патроном


Так их погреем, 


                        Миша, будь здоров!


А заодно и сами


                          не продрогнем.»





«Я видел нынче 


                         шкуру на стене.


Спать не могу,


                       представлю эту рожу!


Подремлем, Ваня, 


                          что-то зябко мне,


Согреться бы…» 


                        «Тяни к себе рогожу…»





Взвихряли ветры 


                        снеговую муть


И заметали снегом


                          путь обратный.


Спокойный Пряхин 


                            разрешил вздремнуть


«Не боле часу» 


                       молодым ребятам.





        СОН ИВАНА





Ивану снилось:


В форменной фуражке


Он трогает впервые 


Свой состав.


Покойный батя


Кепкой ему машет.


Бегут межпутьем


Онька и сестра.


У Клавки слёзы,


Что она кричит?


А Онька весела


И хороша на диво!


Вся в ситчике 


Медведевским и мчит


Проворнее 


Его локомотива.


Он тянет ручку,


Поезд все быстрее


И сестрин крик


Остался позади.


А вот депо,


Где был он подмастерьем


И сердце его 


Прыгает в груди!


Какое счастье,


Пить упругий воздух


И, локоть выставив


Из правого окна,


Глядеть на путь,


Летя мимо березок,


И дымного 


Пришпоривать коня!


А конь горяч!


Летит во весь опор.


Валтузит пар


Железную оглоблю…


И вдруг Иван


Увидел семафор


С протянутою


Поперёк рукою.


И, впрямь, рука…


Да это ж Головков!


«Ты что, чёрт длинный?


Враз свистком задену!»


«Постой, Иван,


Остерегись волков!»


«Я хлеб везу


И молока цистерну!»


Вперед!


И стыки рельс стучат.


Ему ли обижаться


На фортуну?


Плевал он


На каких-то там волчат.


По расписанью


Хлеб придет в коммуну!


Свободен путь!


Еще быстрей!


Но что это?


Огромный волк


Грызет стальные рельсы…


А ну с дороги


Нахалюга чокнутый!


Но паровоз


Заржал и завертелся.


Встал на дыбы


Его внезапный конь


И черною он


Крутит головою.


Из пасти волка


Вырвался огонь


Сверкающей


Расплавленной стрелою.


Иван рычаг


Отводит на себя,


Осьмушку хлеба


Сжав в другой ладони.


Когда бы


Не волчиная стрельба,


Ушел бы конь


От яростной погони.


Но рельсы кончились


И дале – ничего…


А рядом голос:


«Берегись волков!»





Иван проснулся, 


                       около него


В жару метался


                       Миша Головков.





      СОН МИХАИЛА





Бессвязные


Кошмарные виденья


Вползали в его тяжкий полусон,


Тревожно чередуя пробужденья


Навязчивою сценой похорон.


Сквозь эту жуть,


Сквозь некий гул неясный,


Раздавшиеся 


В вспыхнувшем луче,


Увидел он


Далёкую Лопасню


И Клаву


С коромыслом на плече.


Должно быть, к счастью.


Два ведра полны,


Похоже, молоком,


А не водою.


И отраженьем солнца


Две луны


Играют в вёдрах


Розовой волною.


«Ну, здравствуй, Клава!


Я вернулся с хлебом,


Два каравая –


Свадьбу накормить…»


«Твой хлебушек бы –


С молоком целебным,


А без него


Беды не отвратить.»


«Дай, помогу!


Закрылась моя рана,


А ты изломлена


Под ношей молока.»


«То кровушка твоя,


А то – Ивана…»


И Клава обронила


Два кивка.


Внезапно волки


Клаву с ног сбивают,


А он беспомощен –


В руках – по колоску.


И Клава падает,


Одно ведро роняет,


Другое прижимает


К образку.


Он подхватил 


Иваново ведро,


Но кровь его 


Вся вылилась до капли.


Лишь солнца


Улетученного дрожь


На самом дне


Застыла


В красном крапе.


Племяшка его Маня,


Шести лет,


Бежит к ним,


Тянет ручки в жилках пульса.


Он вспомнил,


Что в кармане – горсть конфет,


Но вытащил ей пули, –


И проснулся…





А Пряхину 


              не снилось ни хрена.


Тревожно ему было,


                             неспокойно.


Он всматривался в даль,


                                  где пелена


Могла скрывать 


                          засаду иль погоню.





Причин тому, – 


                    как на солдате вшей:


Затея с сельсоветом 


                                провалилась.


На выборах прямых 


                            своих властей,


Комбедовцы не полностью


                                    явились.





Мужик, 


             отдавший тягу им «взаймы»,


Сам не сказал, 


                      что мерин не напоен,


И отказался ехать, 


                           мол, зимы


Он сызмалетства


                         не выносит в поле.





Ребята


            где-то стрельнули разок.


Забыл спросить, 


                        всерьёз иль понарошку.


Тем, что он начал 


                          хлеб взимать с низов,


Он совершил 


                   досадную оплошку.





Наверно, не такой он 


                             твердолобый,


Но до сих пор не понял,


                                 как же так?


В ином селе –


                      кулак с одной коровой,


А здесь – с двумя коровами 


                                       – бедняк.





С них сто пудов, 


                        что каплю взять от моря.


Все восемьсот – 


                        бери, не ошибешься.


А ежели работать


                            попроворней,


То с мироедов 


                     можно взять и больше.





Теперь в селе


                      и около села


Напуганный кулак


                            не дебоширит.


Но всё ж бывает, 


                         как из-за угла,


Пальнет в ночи, 


                      где лес иль поле шире.





Такими стычками


                            измотанный отряд


Подмогу вышлет к ним 


                                лишь при задержке


Зазорно потому


                      вертать ему назад,


Коль нет на то причин, 


                                чего там мешкать!





Метёт метель, 


                    с трудом уже видать


Под снегом 


                 погребенную дорогу.


По осени 


               наезжанная гать 


Наносами


                 скрывалась понемногу.





Но ничего. 


                 Гнедая чует путь.


И этот мерин – 


                       жилистая кляча.


Пока что его


                    не в чем упрекнуть,


Идёт на привязи, 


                          кормов себе не клянча.





Так думал Пряхин,


                          правя с передка,


И встречные ложбины


                            или щели


Просматривал 


                      уже издалека,


Прислушиваясь


                      к пению метели.





        ПЕСНЯ МЕТЕЛИ





Дай, зима, мне вдоволь снега,


Дай, земля, простора в поле,


Замету, шутя, с разбега


Все пути и кровли.





Спрячьте, тучи, мутной ночью


Полумесяц златорогий,


Закружу я, заморочу


Путника в дороге.





Будь то конный или пеший,


Дворянин, иль побираха,


От моих забав опешив,


Наберётся страха.





Кто найдёт к жилью дорогу,


На огонь перекрестится,


А отдавший душу Богу


В белой спит гробнице.





В ней ему покой и нега,


Ни забот и ни раздоров.


Дай, зима, мне вдоволь снега,


Дай, земля, просторов…





А Пряхин думал, 


                       что за год правшой


Он всё-таки 


                  заделался отчасти,


И что на левой 


                       палец цел большой, –


Так это же


                  везение и счастье





Повыше, правда,


                       перебита кость,


Но как-нибудь,


                       к концу войны срастётся.


А там работа 


                   укрепит, небось.


Была бы кость, 


                      а мясо наживётся,





Чтоб на работе


                      были и харчи,


Устроиться бы


                       возчиком в пекарне,


Сидишь,





     ДРЕМА ПРЯХИНА





А за спиною – калачи,


Ржаной горячий,


Ситничек янтарный…


Он едет по знакомой слободе,


А вот и дом,


Где сын его и Нюрка.


Гришутка вышел – прямо обалдел


И побежал за ним 


По переулку.


Такой же малышок,


Как и семь лет назад,


Хлебец бы ему кинуть


Для поправки.


Но Пряхин знает,


Кузов вскрыть нельзя, –


Ключи у командира


Хлебной лавки.


А то ведь возчика


Ограбят и убьют.


Подкрасться сзади


Долго ль с пистолетом?


А у него в руках


Замотан кнут


И ни ружьишка,


Ни нагана нету.


Невольный страх 


До пят в него проник,


С большим трудом


Назад он обернулся…





Увидев мерина, 


                       он понял в тот же миг,


Что задремал


                    и вовремя очнулся.

Виктор Калитин, 2004

Сертификат Поэзия.ру: серия 669 № 30601 от 29.12.2004

0 | 6 | 2386 | 24.12.2024. 20:25:50

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []