Январское утро под накипью серого льда.
Белесое небо прозрачно, почти как вода.
На Кронверкском рельсы гудят в предвкушенье трамвая, -
Облезлого, дряхлого, цвета гнилого плода.
Плод треснул и катится дальше. Все прочее спит.
Отчетливо слышно жужжанье межзвездных орбит
В пустом планетарии. Им в унисон подвывая,
Слепая собака о видимом мире скорбит.

Но видимый мир безразличен, что твой семафор.
И видимый мир отправляет собаку в игнор.

В игнор посылают собаку кусты и трава
На улице Лизы; поодаль, на улице Льва,
Их методу следуют всполохи солнца в витринах,
Приятно цветастая вывеска бара «Нева»,
Беспечно зубастые лица рекламных панно…
И в целом – досужее зимнее счастье. Оно
Подвижнее ртути и неуловимей нейтрино
И только живому зрачку безвозмездно дано.

Изгнанники зренья взамен получают в удел
Вселенную звуков, слоистые запахи тел,

Подбрюшье асфальта, шершавую мякоть земли,
И смутное чувство, как будто они обрели
Шанс встретить в кромешном своем лабиринте кого-то,
Кого обладатели зренья узреть не смогли,
Кто действует в мире, не будучи с миром одно,
В воде и камнях прозревает хлеба и вино,
Идет к мертвецам, и в бермудских глубинах болота
Находит живых, погрузившись на самое дно.