Айф. элегии. Книга Живых: Письма без имени. Часть 2



* * *

Вот бы узнать у тебя, куда я иду в поэзии, что пишу сейчас и стоит ли продолжать? Люди перестают понимать мои стихи, мне и самой бывает сложно порой объяснить себе, что я написала. Поэтому не заморачиваюсь, иду дальше. Отзвуки, шорохи, кольцевые эхо, музыка всего… Чем глубже вслушиваюсь, тем непонятнее пишу. Образы становятся похожи на прозрачные всплески, дуновения, едва ощутимые прикосновения и расходящиеся круги света на свету… Они пролетают сквозь меня, их поток безупречен и неиссякаем… Мне не хватает мастерства, чтобы выразить эту прозрачность и нежность.
Радость моя, пока тебя нет рядом, поэзия и Бог — единственное, что меня удерживает. И во всём я вижу тебя, а в тебе вижу всё… Помнишь, я говорила, что мы и есть окно? Ты моё, а я почему-то твоё… Мы всегда видели и чувствовали друг друга по ту сторону, в заоконье, только не понимали, откуда это берётся и не могли различить наши имена и лица. В твоей поэзии часто нахожу тому подтверждение.
Снова долго всматривалась в твоё имя. Почему человеческое имя так важно? Может быть, потому, что оно — музыка? Что такое музыка, как ни звуковой образ?.. Имя — образ, оно неслучайно.
Хватит умничать.) Мне фигово сегодня, и я так пытаюсь обмануть нас обоих, но получается, наверное, не очень. Дома не стала бы ничего говорить, а просто ластилась бы к тебе целый день, искала бы твоего тепла и возможности отдать тебе своё…
Как-то, без понятия как, составила вопросы для интервью, отправила. Надеюсь, тебе будет интересно его читать. Ничего не могу с собой поделать, всегда эгоистично спрашиваю о том, что волнует лично меня. Публикация выйдет в районе двадцатого числа.
Блин, теперь за работу прячусь.) Я бы всё отдала за то, чтобы сейчас оказаться босиком на холодном полу на Синае! Можно даже без горячего чая. Запрещаю себе представлять, что произошло бы дальше…
Иногда во мне столько света, что больно от него. Он ищет тебя, рвётся к тебе, а я говорю ему: подожди… Моё тело с трудом его выдерживает, начинает трещать по швам. Кажется, что когда дотронусь до тебя и он, наконец, соединится с тобой, я стану пустой и лёгкой… Могу даже взлететь к потолку, как воздушный шарик.)) Может быть, это твой небесный образ во мне ждёт встречи с тобой, не знаю…
Прости меня за эти лирические отступления. Я так молчу, понимаешь?.. За всем моим тарахтением стоит огромное, как звёздная синайская ночь, молчание. Ты ведь чувствуешь его, не так ли?.. Оно ласково обнимает тебя, дышит в тебя светом, гладит твои руки, открывает тебя, заходит и — вспыхивает, стирая границы постижимого…
Так тебе рада, не представляешь…
(7.12.2024)


* * *

Думаешь: зачем я выдерну её из уютного, затерянного в рейнских холмах благополучного двухэтажного средневекового городка в жёсткий русский реал, где приходится не жить, а выживать? В снега и лёд, в пустыню? Носить воду из колодца и полоскать бельё на реке?.. Где скорая приезжает в лучшем случае через четыре часа, кругом сидят хамовитые чиновники и барыги. Пускай радуется спокойному размеренному быту, пишет стихи, растит детей и внуков, и всякое такое. Но это иллюзия, радость моя, всё не так. Город и правда милый, но я здесь не живу, а жду, каждый день жду возвращения домой, хотя иногда сама боюсь себе признаться в этом. Я хочу умереть на родной земле, она у меня тоже одна, как и ты… Но без тебя мне нигде не жить: ни там, ни здесь. В Германии я не прижилась ни в первую, ни во вторую эмиграцию. Птица в клетке. Банально. Двадцать три года в пустыне духовной, вдали от воздуха, в котором каждая молекула любит и хранит… Ты же видишь, что сердце моё осталось в России. Интернета мало, чтобы любить её, нужно, чтобы земля на зубах скрипела. Нужно деревья целовать, траву и воду гладить, с ветром обниматься, и чтобы все они были наши, русские. Чтобы русский Бог сверху смотрел и Богородица.
Так или иначе я вернусь... А может, тихо отойду ко Господу здесь, в чужом краю. Меня похоронят на немецком кладбище, русскую поэтессу, и забудут о том, что я когда-то существовала.
Не оставляй меня одну наедине с этим миром, не убивай меня. Звёзды на деревья мы сами повесим, и ёлку огоньками украсим, и ешё много чего.) А без тебя мне ничего не надо, ничто не мило, не радует. До тебя я сама себя забыла, оледенела здесь, почти умерла.
Лучше я проживу меньше, но рядом с тобой и на родной земле, чем то, что здесь. Забери меня домой.
(3.12.2024)


* * *


* * *

Последний день осени… Она уходит, оставляя за собой столько боли… нашей боли, радость моя. Но это сладкая боль, от которой мы светлеем и становимся добрее, лучше… Знаешь, когда написала последнюю главу романа, мне показалось, что я несу полный бред — там, где говорю о смысле существования человека. Прошло время, и теперь, оглядываясь на те строки, понимаю: слово так далеко ушло вперёд, что мой разум за ним просто не поспевает… Вдохновенный текст действительно обладает свойствами вечности: он, в настоящем, звучит в будущее из прошлого и обратно, обнимает время, проходит его насквозь, сам из себя выходит, чтобы в себя войти. Это похоже на программирование и не похоже. Любая программа искусственна, смертна и предназначена выполнять то, чего ещё нет, а слово вечно, оно рождается и предрекает, как Бог родился от Самого Себя, как пророчествовал о Себе устами пророков. Т.е. слово есть до того, как оно случилось, понимаешь?...
Прости меня, кажется, я огорчила тебя стихами, вместо того чтобы порадовать. Больше не стану надеяться, что смогу принести тебе радость поэзией, потому что получается только хуже, и я не знаю, отчего так…
Ты сразу догадался, что это боль такая нестерпимая, что она защищается от внешнего мира словесным юродством. До меня вот только к сегодняшнему вечеру дошло… Выставила текст, и такая тяжесть на сердце легла, такая тоска навалилась…
Гуля твоя снова расклеилась. Яблок нет, закончились. Почистила картошку. Тошно. Ноябрь… Потом зимние праздники. Наверное, станет ещё печальнее, ведь они пройдут далеко от тебя, свет мой ненаглядный, так далеко…
Провалялась день в постели, ничего не хочется делать, никого видеть, ни с кем разговаривать. Уткнуться в подушку и плакать, жалобно подвывая и хлюпая носом…
Лидии так и не позвонила, чувствую себя виноватой. И не позвоню, а то ещё разревусь в трубку ненароком, а я совсем не плакса, не подумай…
Небо очистилось, на нём заулыбались яркие детские звёзды. Особенно Полярная сияла вечером так чудесно, так радостно… Север… Твой север, с двумя ослепительными "е", с еловыми борами, со снегом и ветром, с горами, вершины которых — это "р", из которой берут начало удивительные северные реки… А "ве" — не только ветер, но и вечность…
Не знаю, что ещё сказать, не могу говорить. Побудь со мной просто, разреши в тебя носом уткнуться, ладони твои к губам поднести… у меня физия опять мокрая.) Придётся их обо что-то потом вытереть.)

Вышла на балкон, и Господь утешил падающей звездой… Всё будет хорошо.
(30.11.2024)


* * *

Нет, не жалуюсь я, и да, я жалуюсь… Мне очень тебя не хватает. Такое чувство, что ты находишься не здесь, а в другой вселенной, куда я пишу по вечерам, а ты оттуда читаешь… Наши вселенные пересекаются ровно в полночь… Почему всё так? Вот почему?.. Морозно у нас у тебя, берёзой, наверное, топите. Мне её дым нравится и дровяной запах, когда поленья у печки сложены на просушку. Бересту люблю обдирать на растопку — если надо, зови.) Из берёзы лучины классные, вспыхивают в одно мгновение. В русской печке были специальные углубления для них: нарежешь, нащиплешь тоненьких, пучками в дупла эти сложишь, а через день они уже готовы…
У того стихотворения, о котором уже третий вечер тебе рассказываю, появилось продолжение, и оно тебя, наверное, удивит. Потому что оно и меня удивило.) Но тут не стёб, не ирония. Вначале не поняла, откуда во мне это взялось, я никогда прежде подобными вещами не увлекалась, Хлебникова сто лет уже не открывала. И на тебе… Наверное, защитная какая-то штука, от чужих, силовой купол что ли. Но странно и необычно выглядит. Само пришло, с первой строки, сразу вместе с общим замыслом. Единственное, что пришлось глубоко искать, это слова — ты поймёшь о каких словах речь, когда прочитаешь. И даже те, нащупанные по другую сторону, ни одной буквы мне не уступили, а ждали, пока соберу их так, как им хочется. Давно так не вслушивалась. Интересно было.
Сегодня твои ласточки в текст прилетели, от тебя к тебе через меня. Скоро тебя обнимут, им проще в другую вселенную добраться… Всё жду, когда улитки заглянут.) Нет, я серьёзно, они мне очень глянулись. Но образы насильно не затащишь, их чем-то приманить надо… Подумаю.)
Убалтываю тебя или себя, или нас обоих, чтобы не было так больно. И всё-таки нет, я не жалуюсь. Знала, что будет очень больно и что впереди вертикальная бездна, куда придётся вслепую взлетать через узкий шершавый колодец. Но знаю и то, что когда доберёмся до конца колодца, нас ждёт нечто прекрасное, чему нет названия — его можно только почувствовать, бережно прикоснуться на грани человеческих возможностей.
Так что надо терпеть, как бы худо ни было. Лишь бы у тебя всё было хорошо, лишь бы ты от боли не мучился, от смерти не умирал, злыми людьми не калечился и о самого себя не обжигался.
Помнишь, где нос должен быть?) Нет, ещё выше. А что, и до потолка запросто. И выше потолка. Да такой чудесный медвежий нос не грех задрать и над всей страной непуганых зверей. Ладно, и над миром.) Главное, чтобы у тебя ласточки в сердце никогда не прекращались. Чтобы лютики всякие и рябинки обнимались с тобой, ластились, светом и радостью тебя изнутри согревали, повторяли тебе, что ты любимый и желанный. И что ради тебя весь этот многострадальный мир создан, ради тебя единственного — только живи!..
(29.11.2024)


* * *  

Со стихотворением о поле и глазастых вещах вышло классно. Как ты всё запоминаешь и замечаешь?) Мне уже давно за тобой не угнаться в отслеживании словесных связей, да и стихи мои ты знаешь лучше меня, и письма тоже… Каким-то непостижимым образом всегда сразу точно попадаешь в нужный текст. Твой разум работает иначе, чем мой, он отточен до предела или более того. Как хирургический инструмент. А мой парит над картиной в целом, зачастую упуская многие важные детали. Как воздушный шарик.)
Жду твоего ответа, но не дождусь, так ведь?.. Не можешь ты со мной разговаривать, даже о поэзии не можешь… Но я всё равно подожду ещё, помучаю себя сладкой безнадёгой… Помолчим, радость моя, в ласковой пересекаемости телесным током, импульсами электрическими молча поговорим. Музыка прикосновений и взглядов — разве она не прекрасна? Разве слова могут заменить самозвучное молчание?.. Когда душа в душе запечатлевается, свет в свете, музыка в музыке. Далеко ты, но я слышу звёздную твою бездну, бездный твой снег… Завтра его много ангелы принесут, избушку нашу каменную засыплют, грустные мысли твои… Будешь ходить белыми следами с белой водой, белыми дровами печку топить, огонь белый греть, белой бородой оттаивать, льдинками плакать, валенки веником обметать…
Сядем с тобой за стол, белые, но ты белее… Только соберёмся поесть, заскочит Рыжий с бутылкой водки. Я так посижу, посмотрю на вас. От обеда он откажется, проводим его, он что-то забудет… варежки из овчины… Пройдут годы, десятилетия, а на месте, где он тогда сидел, они так и будут лежать у спинки стула — тёплые, словно мгновение назад он руки из них вынул…
(27.11.2024)


* * *  

Как любит приговаривать моя Настя: всё плохо.) День прошёл, живы, и то хлеб. Кроме нескольких записанных стихотворений и в прямом смысле головокружительных прогулок с коротколапым мне ничего не удалось.
Вечером украла у мелкой кусок шоколадки с орехами, немного полегчало. Шоколад вообще универсальное средство от всех неприятностей. Жаль, что нельзя закусывать им после каждой.))
Так странно: пишу тебе в настоящем о прошлом в будущее… Хлопоты и попечения, а перед глазами — ты... Я тебя сквозь всё вижу, слышу твоё сердце, охи твои любимые.) Как скучаешь и спрашиваешь: что ты там сейчас поделываешь, Люба-моя-голуба?..
Внезапное зимнее лето сходит на нет, вечером хлынул ливень, а днём было плюс семнадцать, птицы пели… Немного весны в конце ноября, краткие мгновения светлого полётного чувства…
Так хочу к тебе, радость моя, так тянет меня какая-то удивительная сила, которой невозможно перечить.
Была в магазине, а там на выходе в тележку свалили обречённые букеты почти увядших роз, которые уже стыдно продавать, — в подарок. Я нашла и забрала домой два небольших пучка: нежно розовые с тонкой бордовой оторочкой и тёмно бордовые. Принесла домой, подрезала, поставила их к иконам, а они, представляешь, ожили. Подняли венчики, лепестки раскрыли, — такие прекрасные… Умирающие и воскресающие, чтобы снова умереть… Как же больно здесь всё, как больно… И сколько света в этой боли, любви и надежды… Сколько нежности невыразимой, необъятной, непредставимой… Ты часто заглядывал в наше окно, спасибо тебе. Когда тебя вижу, в любой тьме передо мной свет вспыхивает. Тепло сразу становится и ничего не страшно.
Есть у тебя картошка, которую я могу почистить?) Лук тоже сгодится.
Скучаю, ты чувствуешь. И я тебя. Если бы наши сердца могли вырваться из тел, они помчались бы навстречу друг другу с такой скоростью, что тормоза загорелись бы при встрече. А может, и не надо никаких тормозов… Ничего не надо, только увидеть тебя и обнять.
(25,26.11.2024)


* * *

Кража праздника начинается до праздника.
Едва проснувшись в сомкнутых лепестках морозной розы и нежно потягиваясь от удовольствия и тепла, ты уже ощущаешь её, кражу радости. Это лезвие — кислое, бритвенное, изнутри медленно проводящее по тебе тонкой одноколейной болью… Но ты всё равно поднимаешься, раскрываешься объятием навстречу — руки в стороны, вытягиваешь руки вверх — и ныряешь, оставляя в воздухе невесомый след из красных шариков стеклянных. Многоточие своё оставляешь и идёшь в глубину.
Кража праздника начинается во время праздника. Это твой бал, детка, твой облачный бал. Они так смотрят на тебя… Их очи прекрасны, взгляды — что волны света и любви: ты горишь в них и не сгораешь, твоя морозная роза сегодня снежного мака огонь… Они приходят, чтобы разделить с тобой твоё одиночество, приходят поздравить тебя, заполняют твою комнату, теряющую границы от их великолепного множества. Тебе кажется, что если сделаешь шаг в сторону, кого-нибудь непременно потревожишь, толкнёшь или заденешь… Комната раздвигается, словно подзорная труба, в которую наблюдает небо. И те, что смотрят очами очей с самого верха, взглядами будто приподнимают тебя над полом. Твои босые ноги чуть касаются мягкой травы, ты летишь над ней — куда летишь, всё равно, потому что ты веруешь.
Кража праздника начинается после праздника. Птицы в небе, белые птицы, много птиц… Белые, словно из бумаги, молчаливые, родная стая… Кража праздника — это когда на всех парах ты неожиданно разбиваешься о прозрачную стеклянную стену. Или нет, не стена, а дверь, захлопнувшаяся перед твоим носом, дверь в нитуда… Ты отвесно мчишься вдоль неё, не кувыркаясь, не крича, летишь камнем, а следом твоя стая: молчные письма твои, песни твои немые, лицо твоё, в них запечатанное. Ты уже лежишь ничком у подножия, а они всё продолжают на тебя падать — холмик, горка, куча, гора… Гора мёртвых ангелов, покрывших тебя своими тёплыми светоносными телами, чтобы ты выжила после того, как у тебя отняли радость. Их свет капает на тебя, стекает тонкими извилистыми ручейками, поёт тебе, в тебя, и ты этим пением оживаешь… И вдруг понимаешь, что это они прощаться приходили, всем небом втиснувшись в раздвижные стены, а те, что сверху смотрели, свернув пространство в трубочку, — вон они, у ног твоих распластаны, очи их рассыпались, свет их собирается в углублениях ангельскими лужами…
Не плачь, детка, сегодня же праздник, утри слёзы — они из их света, не трать их понапрасну… Собирай, собирай очи, все подними, ищи внимательно, чтобы ни одно око не пропало — они теперь принадлежат тебе, всегда принадлежали: люби ими, слушай, смотри, говори, радуйся — за всю погибшую стаю живи и радуйся. Обживай пустоту, очеловечивай. И где бы ты ни прошла, раздавай свою радость — пусть берут, крадут, отнимают, пускай стеклянные двери захлопывают, предают тебя, насмехаются, мучают, убивают: она лишь прибывать будет и никогда не закончится, никогда.
(22.11.2024)


* * *

У нас сегодня снег летел, кружился большими хлопьями. И сразу растаял… Ночью подмораживает, но зима продлится лишь до выходных, а там снова врубит плюс пятнадцать, пусть и ненадолго.
На столе на балконе лужа покрылась хрустким льдом, на улицах тоже… До завтрашнего утра теперь везде окна — кто там за ними? Смотрит в темноту на звёзды, что расцвели после снега к вечеру... Смотрит, пока не растает вместе с ледяными окнами и безмолвным зрением своим…
Завтра ангелы будут над пустынькой нашей петь за облаками, ты им вынеси что-нибудь, угости их крошками от пряников или, если есть конфеты, положи одну на окно воды ледяное — ангел оттуда сюда заберёт её и отсюда туда схрумкает. Они сладкоежки, ты не знал? О, ещё какие.) Господь сладчайший, а они просто сладкое любят. Нежные, очитые, светлые-светлые и всегда поют, потому что на Небе так общаются между собой, звучат светом, любовью и радостью… Колокольчики Божии. И наши с тобой, молятся за нас музыкой своей беззвучной, снегом бережным, льдинками, в воздухе мерцающими… Ты выдохнешь дым, а они зазвенят, расступятся и снова сомкнутся…

...Когда ты отдыхаешь? Так редко вижу тебя спящим. Меня это беспокоит. Завтра и послезавтра буду занята молитвами и др., а ты поспи, ладно?.. Будь хорошим медведем.) Когда ты спишь, я с тобой рядом ложусь, обнимаю тебя со спины, светом в тебя дышу, пока ты весь сиять не начинаешь… Тепло-тепло, спокойно-спокойно… Лёгкая лодочка наша плывёт-летит по времени. Однажды ты проснёшься, а я не исчезну, останусь рядом, немного растрепанная после сна, удивлённая, улыбающаяся, смешная…
(20-21.11.2024)


* * *

Тишина во мне разрастается, поглощает, покрывает с головой, под ногами дна не чувствую… Болею слегка, грустно, растворяюсь в мироздании, словно одноклеточный организм и одноклеточной вселенной…
За окнами весь день льёт, темно, тучи серые, тяжёлые, огромные, пресные какие-то… Есть уже больше не хочется так остро, как раньше, — привыкла к постам.
Ноябрь всегда особенно мучителен, не знаю почему.
Ты чем-то поглощён весь день, а я тону в себе, растворившейся в неизвестности…
Тишина… Главное в ней — ШИ. ТИ — горизонтальное, это земля и вода; НА — округлое, это воздух и пламя; а ШИ — пробой в глубину иную, центр слова, образа, бытия… Большая белая точка, противоположная жизни смертной. В неё невозможно смотреть, слушать или говорить, молчать тоже нельзя — лишь плакать можно, слезами став, чтобы войти. Ни жалостью к себе, ни печалью об утратах, — любовью, когда страха и смерти уже не ощущаешь. Печаль, жалость, попечение о земном, — в слёзной топке всё перегорает, остаётся пустота, словно цеплялся за привременное и внезапно пальцы разжал… Ты пустой, праэнергия, чистое желание и сила: без формы, без тела и голоса, весь безмыслие, в любой момент вспыхивающее и движимое мыслью, пульсирующее ею; зрение насквозь всего и слух такой же. Ты вечный, любящий, свободный, светом невидимым ставший, музыкой неслышимой… Извне обнимающий время…
Тоже не представляю, как мы выдержим этот год или сколько там нас будут отмывать, отбеливать в муке и тоске. Без понятия просто. Но как-то должны, иначе что мы за люди?.. Образы будущего похожи на туманный поток, движущийся тебе навстречу, на млечный ветер. Иногда я вижу их не по одному, а, как сегодня, всем скопом и одновременно. Сладкая боль, от которой нет спасения, но если бы оно и существовало, ни за что не согласилась бы на него.
Минут десять смотрела на тебя на паре видео... Потом горло скручивает спазмом, дыхание где-то теряется, и всё, аут… большая белая точка. И в этой точке — ты... с твоими космическими руками, напоминающими современный балет — в лучших его эстетических воплощениях.
Когда смотрю на тебя, часто думаю, что если создание Божие может быть таким прекрасным и удивительным в целом и в деталях, то каков же тогда Сам Создатель?.. На этом месте притяжение звезды по имени Ши зашкаливает, я сдаю назад, к тебе, за тобой, в тебя… потому что больше меня никто и ничто здесь не держит. Только высокий бородатый чувак с иероглифами на лбу, античными ушами и балетными руками. С поэзией вместо сердца. С сердцем вместо разума. Со снегом и слезами. Со мной где-то там, внутри туманного потока, словно белые пластиковые стаканчики один в другой складывающего дни…
Сейчас разбужу собакина и почапаем под дождём к сигаретному автомату, отрава закончилась.) Эх…
(19.11.2024)


* * *  

Ветер начинается с буквы ... . У каждого имени свой ветер, у каждого ветра свой цвет. Твой — синий, радужный и серебристый с белым, как иридий.
Но когда он гудит огромным колоколом в печной трубе, не задумываешься о его окраске. Или когда с разлёта врезается и забирает твоё дыхание, проходит навылет…
У тебя вроде бы отлегло от сердца, я рада. И у меня отлегло.
Мы с собакиным много ходили сегодня, а он вдобавок ещё и пулей носился по зелёному полю с озимым рапсом — перемазался снова, как чертяка. Потом отмывались, но всё равно остались очень довольны друг другом.
Тишина внутри, тепло, котёночное что-то, милое и ласковое… Словесное выдохнулось и исчезло, словно дуновение из другого мира. Передышка от молитвы и от поэзии. Тихо, так тихо, что слышно, как ты страницы переворачиваешь… Лёд слышно — как он растёт, холодными губами землю целует, наряжает невест своих травных, деревянных и глиняных, в колодец заглядывает, по реке на коньках катается… Воздух в рот свой ледяной набирает и колокол его раскачивает…
У тебя дома уютно, на душе спокойно, весы Божии не дёргаются, замерли… Светлая грусть, разреженная музыка зимы: звуки постепенно друг от друга отдаляются и почти теряются в бескрайнем пространстве. Слышишь, как они окликают друг друга из времени?.. Словно колокольчики, подвешенные на ветвях в саду или на невидимых перстах Господних.
Пару дней назад ты снился мне в образе льва. Величественное грациозное создание… Может быть, бабушка твоя что-то напутала?) Во сне мы с тобой поладили, несмотря на то, что я тебя немного боялась. Как, впрочем, и сейчас.
Ледяные мосты… Из капель, замёрзших на лету, из слёз, слов, ягод прозрачных, ирийских… Раскачиваются на ветру, словно бусы жемчужные… Не ходи по ним, побудь завтра дома. Я тебе гриву расчешу и кисточку на хвосте.) А ты мне о Боратынском расскажешь.
Потом свет погасим и в темноте станем молча на огонь смотреть… пока нас друг к другу не притянет…
(17.11.2024)


* * *

Как вы там с коротколапым? Поспали хотя бы немного после снегоуборочных работ? Ну, за него я меньше всего беспокоюсь, если честно.) Ты тоже грустишь и скучаешь, часто стоишь на берегу огромного времени и задумчиво смотришь, как медленно перекатываются его прозрачные вертикальные волны… А я смотрю на тебя с другого берега, и ты меня не видишь. Но ведь чувствуешь, правда?.. У тебя тоже оно появилось, не так ли?... Чувство родства и судьбы, наверное. Глубокое, светлое, чистое… ласковое.
Вот мы и разменяли двенадцатый месяц в нашем первом году. Подумать только… Столько всего случилось, столько пережили, а представь, насколько полнее наша жизнь станет, когда ты сможешь сгрести меня в охапку в любой момент. А я — тебя, фигурально выражаясь: ты слишком большой.)
Радость моя, ты лучшее, что было, есть и будет в моей жизни. Шелупонь всякая к тебе пристаёт, потому что у тебя внутри Бог. Они каким-то образом это просекают и лепятся, чтобы свет из тебя пить тьмой своей кромешной. А ты добрый и доверчивый, как ребёнок — всех жалеешь и любишь, к сердцу прижимаешь, чаем угощаешь, сигарету даёшь… Ты не виноват, никто не виноват. Так происходит, потому что свет к свету идёт через долгую и опасную темноту. Идёт, бежит, летит, тянется, сам из себя выходит и собой себя несёт. Это Господь в нас и нами Сам к Себе навстречу по волнам времени на лодочке вечности плывёт. А у Господа всё просто: рождение, взросление, муки, смерть и воскресение. И между смертью и воскресением хождение во ад. Но когда свет встречает свет, происходит нечто настолько прекрасное, что словами трудно выразить. Особенно, если путь лежит через Голгофу… Ты же понимаешь, что это не я тебя по словесной нити веду. Ты только иди вперёд и не оглядывайся на безводные мёртвые земли. Спотыкайся, падай, плачь, прощай себя, принимай себя, снова вставай… Умирать только в любви можно, чтобы не умереть.
ЛЮБИ.
(15.11.2024)


* * *  

Значит, откапываетесь, мальчики.) Стихает свет небесный, но ближе к утру снова втопит газ, готовьтесь. Эх, жаль, что нас с Альфиком нет рядом, мы бы вам подсобили, особенно ушастый. Ты не представляешь, какие ямищи и с какой скоростью он умеет выкапывать. У него когти, как у детёныша росомахи, блин. Если идёт по асфальту или по полу, цокает.) Ты бы у нас обязательно в сугроб приснежился и ещё один сугроб на голову получил бы. Любя, конечно, и нежно…))
У нас у тебя при таком снегопаде интернет не обрубился, обалдеть вообще. В новгородской пропадало всё разом: и электричество, и связь. Грейдеры выходили на дороги на вторые-третьи сутки, жизнь сосредотачивалась в отдельных избах посреди бескрайнего белого чуда… И тогда я пекла ржаной хлеб в русской печи — какой же он был вкусный!)
Баня стояла на задах, на краю пашни, и к ней приходилось регулярно расчищать путь, тропинка к концу зимы превращалась в окоп с меня высотой, а это метр шестьдесят девять в валенках.) Идёшь по ней вечером — вокруг алмазное поле, вдалеке темнеют обступившие деревню леса, сверху огромная луна и звёзды — весь свет… Но светло без фонариков, свет от снега исходит, от самого воздуха и откуда из-под земли, через Землю из космоса от звёзд, что под планетой, будто она прозрачная… Остановишься в снежной траншее — космос как раз вровень с твоим взглядом…
Отдохни, радость моя, послушай мою милую болтовню, переведи дух, успеешь ещё с ворогушей поквитаться, я тебя и так почти весь день не видела. А представь, что наш дом засыплет по самую трубу печную. Это выходит, что только через неё можно будет наружу просочиться…
Смотри, как интересно: Белая Дева ко мне в образе тумана приходила, а тебя метелью пожаловала. Гневается, наверное… Может, и на тебя, ты же перед Ней опростоволосился. Звучит супер, учитывая причёску, которую ты носишь.)
Прости чудика своего за мелкое хулиганство. Чему радуюсь? А Бог знает.) Просто радостно.
Как же я по тебе соскучилась… Что-то страшное.)
(14.11.2024)


* * *  

Вот знаешь, если бы год назад или в какое-либо другое время кто-нибудь сказал мне, что я стану каждый вечер писать тебе письма и делать то, что я делаю, начиная с этой осени, я бы подумала, что это не просто сумасшествие, а где-то уже за его гранью… Наверное, у тебя похожие ощущения.) Но это происходит с нами, удивительное, славное и ужасное, прекрасное и неисследованное…
Ты оклёмываешься потихоньку… Виноватый, стесняешься, прячешься, из-под лапы осторожно выглядываешь… Такой милый…) Иди ко мне: если тебе стыдно, значит, ещё живой. Больно, милый, больно, а как иначе? Но это хорошая боль, такая бывает, когда раны заживают…
Приходи в себя, вспоминай себя, возвращайся, мы пережили это, ты и я. Едем дальше сквозь туман, ничего не видно, но мы вместе… Слышишь: на стыках колёса и сцепки вагонные охают, прямо как ты.

Её Праздник… Белый плотный туман весь день, с утра до вечера… Белая Дева…

Волна пустоты пробежит вдалеке,
и голос, коснувшийся глины,
за Белою Девой пойдёт по реке,
за снами твоими, любимый.

Седьмого написалось…
Почему-то всегда в подобные дни сердце так отчаянно рвётся к тебе, что просто караул.
Звёзды включили, мне удалось их вдохнуть… Они пахнут хлебом, греческим красным полусладким, ладаном, изюмом, розами, свежим огурцом… шоколадом с фундуком, жареной треской в муке и яйце))... немного слезами… дымком печным, твоей улыбкой, моим ответным взглядом… лаской, поэзией, снегом, дровами берёзовыми, мокрой собачьей шерстью)... валенками в прихожей, книгами… сигаретами… долгожданной встречей, нежностью, тишиной… долгим выдохом космоса над Уралом… ельником… теплом, сном… чашкой кофе и светом настольной лампы… Карие звёзды… Твои…
(11.11.2024)


* * *

У нас первая изморозь, лапам холодно.)
Профилонила сегодня своё молитвенное правило, ушла в стихи. Настроение стрёмное: вроде вешаться пора, а у меня в башке один молчаливый чувак в вязаной шапке снег лопатой гребёт… И что самое невероятное, люблю я этого чувака вопреки всему. Надо у него спросить, за что.) Всё жду, что ты напишешь: привет, Любахин! Хватай свой кактус и лохматого, или что там у тебя? — алоэ? и греби ко мне, а то я здесь совсем с ума по тебе сошёл, ещё хуже, чем ты по мне, ох хуже…
Зимняя любовь самая сладкая, как боярышник на морозе. Косточки не влияют. Ты говоришь: "Звёзды выключили… Так включи, тебе же прямым текстом сказано. Что значит электричества нет? А ты на что? Тебе и топливо не нужно, ты и без него любой генератор перегенерируешь."
Кто это сказал, про генератор, ты или я?.. Мы говорим так тепло, так славно, что никаких слов не нужно. Ты мой страж, а я твой фонарик. Иногда у фонарика садится аккумулятор, и требуется подзарядка, но в основном он исправно работает. Свети мной! У меня от твоих рук башню сносит.)

Весь вечер дышу в сердце мишке маленькому. Оттаивай, радость моя, согревайся, живи. Я так по тебе скучаю…
(9.11.2024)


* * *

Это довольно старый запасной аэродром. О нём знал только один человек, но вряд ли помнит. Попробуем ещё раз, но если ты снова предашь меня, я не перестану любить тебя и быть преданной тебе, но уйду и больше не вернусь.

Если ты по пьяни меня подставляешь, не пей. Если не можешь себя в гневе контролировать, не разговаривай ни с кем обо мне. Не надо сокращать нашу разлуку, доверься Богу — Он управит. Приходи на суд, стой на своём. Потребуется, подай апелляцию. Лучше мы подождём сколько нужно, чем потеряем друг друга. Ждали ведь уже много десятилетий, неужели какие-то год-полтора не вытерпим?.. Да ладно.)

Береги нас, не выдавай, не выставляй на посмешище, не бросай псам и не мечи перед свиньями.

Не то чтобы я сердилась на тебя, но огорчена, конечно. Там было уютно, привыкли уже… Завтра перенесу сюда что-нибудь оттуда. Подумаю, как разумнее поступить. Жаль, что так всё…

Сколько теперь в углу отсиживаться станешь, под лапой нос спрятав? Набедокурил, чего уж… А я одна разгребать должна? Вот уж дудки. Выходи и помогай. Как-как — сердце моё держи, не роняй больше. Охни, чтобы я улыбаться снова начала, и к себе по-медвежьи прижми. А борода у тебя всё-таки щекотная.)

Наверное, это к лучшему. Потому что уже хуже быть не может.)) Я тебя обнимаю. Выше нос.)

(1.11.2024)

* * *

Днём написала большой текст о разном, в основном касающемся понятия времени. Наступил вечер, и стёрла написанное, даже не перечитывая. Потому что не это нужно, не мёртвые выкладки, анализы и размышления, какими бы важными и удивительными они не были. Успеется ещё… Что я могу через это дикое и лютое расстояние, сквозь которое всё равно слышу биение твоего сердца?.. Всегда его слышу, неотступно. Никакие молитвы и поэзия не в состоянии заменить одно простое человеческое прикосновение. И мне кажется, что истина именно в этом, в таком простом и, на первый взгляд, обыкновенном, а не во всех умностях, какие только можно и нельзя себе представить. Что толку, если я постигаю устройство мироздания и тайны бытия, но не могу подойти и обнять тебя? И если я могу смотреть сквозь время, видеть прошлое и будущее, но лишена возможности взять твои руки в свои и посмотреть тебе в глаза, для чего мне тогда всё это?.. Зачем мне мой голос, который не может назвать тебя по имени так, чтобы ты оглянулся?.. Никакие слова, будь они хоть самые распророческие, не заменят прекрасное нежностью, сокровенное молчание двоих любящих друг друга сердец.
Прости, что грустно так снова. Далеко-далеко моя радость, высоко-высоко… В доме без окна печь топит, стихи думает, встречу нашу приближает, душу из себя вынимает и на весы Божии сам укладывает…
Человеческое, вот что дорого. Тепло и преданность, понимание и нежность, верность и вера, простота и доверчивость, чистые слёзы и искренняя улыбка, детскость и открытость, честность и прямота. Всё, за что Создатель нас так любит, что через истязания и смерть за нас прошёл…
Как ты?.. Тепло ли тебе, сытно ли?.. Что вы там с собакиным кашеварите? Небось перебиваетесь картошкой с селёдкой и макаронами с тушёнкой… Спишь урывками… Привык, знаю, но всё равно волнуюсь. Справился ли с простудой? Как себя ведёт твоя спина и ноги?..
Морозы скоро начнут холодом обрастать, снега наметёт, стану бояться за тебя, как ты по скользким дорогам в город мотаешься… Да и без морозов тоже боюсь. Странно, правда? Ты единственный, кто у меня есть, и единственный, кого у меня нет… Господни парадоксы любимые.
С синицами разговариваешь… — смотрю на тебя, улыбаюсь. Почему я не синица? Ты со мной тоже поговорил бы, погладил осторожно, семечками угостил… Спасибо, сало не ем.) Сало для мальчиков, оно вам нужнее.
Исчезаю в тебя. Иногда мне кажется, что засну там, в Германии, а проснусь рядом с тобой здесь, на Синае… Но открываю глаза снова в Нищенске и продолжаю жить какой-то уже не своей жизнью, а тенью, оставшейся от неё…
Не хочу тебя расстраивать, ты и так извёлся весь. Всё нормально у меня, родной, всё пучком, не бери в голову. Может, поспишь сегодня подольше… Руки твои целую и нос медвежий.)
(31.10.2024)


* * *

…Снова между нами четыре часа, словно четыре световых года… Это тридцать восемь триллионов километров осеннего космоса, с мокрыми жёлтыми листьями, медленно кружащимися в невесомости, с мелким сухим снегом, осыпающим тебя с тёмного неба, с твоим бесконечно дорогим взглядом, что скользит между листьями, снегом и небом, между космосом и тем, что над ним… Птица взгляда твоего, кто она?.. Кому она, радость моя? Неужели мне?..
Прошлым днём в начале двенадцатого по синайскому ты читал стихи?.. Ты присел на крыльце у сарайки, в левой руке держал распечатанный текст, а правой поглаживал сидящего рядом собакина по спине?.. Ещё перед этим недоверчиво огляделся и про себя подумал, что, наверное, сошёл с ума, если собираешься что-то подобное сделать. Но ведь сделал, да?..
Мне показали беззвучный образ и дали тебя почувствовать. Это было прекрасно… Прекрасно, что ты понимаешь, веришь и откликаешься, это укрепляет нас, делает нашу нить неразрывной и нерасторжимой. Мы оба от этого становимся сильнее.
Болеешь или отдыхаешь… Или и то, и другое. Выздоравливай, ну что ты расклеился совсем?.. Приеду, а ты всё кашляешь… Получишь горчичники с мёдом и мёд с горчицей.) Нет, правда, хватит уже болеть, набирайся сил — впереди зима, долгая, глубокая, световая… Бескрайняя белая тьма, звёздные вертикали, ветряные колокольни, снеговые мельницы, ледяные костры… Но однажды откуда-то из необъятной вселенной к тебе прилетит жёлтый осенний лист, берёзовый, похожий на маленькое сердце… Прилетит и останется. Ты его на ладонь положишь, чтобы согреть, другой ладонью накроешь и осторожно подуешь внутрь… Посмотришь, а лист уже не лист — сердце из света и ещё чего-то… Любви?... Нежности и другого взгляда, что встретил тебя посреди снега, идущего в космосе… Из Бога…
Снег — это белые клавиши мироздания… И на них стоит высокий человек в чёрной вязаной шапке, и держит на ладони маленькое сердце из Бога… И на них маленькое сердце из Бога держит высокого человека в чёрной вязаной шапке… Это музыка зимы, зима музыки, неисполнимая, неслышимая, незвуковая — световая… Тридцать восемь триллионов километров музыки… Космос музыки, вселенная, где кружит и кружит над тобой жёлтый берёзовый лист, похожий на маленькое сердце… Детское сердце из Бога…
(28.10.2024)


* * *

Хотелось днём в тебя свет вдохнуть, в помощь тебе, и я сначала попыталась взять твои руки в свои… На короткое время мне это удалось, но затем Небесная Девочка мягко меня остановила и сказала, что лучше делать это через сердце, через твоё сердце… И повела меня в него. В полусне повела, потому что я прилегла после обеда, всё ещё неважно себя чувствую… Темно, глухо как-то, ничего не видно, словно под землёй… Потом из темноты проступили очертания пустыря: трава высокая, бурьян, всё спутанное, серо-жёлтое, полёгшее, сырое, в мёртвой паутине, забитой дохлыми мошками… Деревья невысокие, корявые, без листвы, покрытые лишайниками… Неба не видно — туман, но не белый, а грязноватый… Свет еле живой, бледный… В тумане проступают покосившиеся столбы с оборванными свисающими проводами. Тишина, птиц нет, насекомых тоже нет, вообще ни души, ни звука, ни движения… Пресвятая Богородица ведёт меня дальше, и мы попадаем в какую-то другую местность, в кровавое болото, чёрно-алое, такая густая вязкая топь и над ней сверху и по бокам — тьма непроглядная. Мы стоим на берегу, Она объясняет, что я вижу часть твоей души, где хранится то, что осталось от любви к женщинам. Пока Она молча говорит, некоторые алые участки покрываются запёкшейся тёмной коркой и начинают медленно рубцеваться…
Я в ужасе от этого зрелища, спрашиваю, что мне делать?.. Она отвечает: включи свет. Так и сказала. Собираю все свои силы и … включаю. Потом снова оказываюсь на пустыре, уже одна, и вижу, как сквозь туман пробиваются солнечные лучи. Муть и тьма рассеиваются, и на тех местах, куда попадает свет, трава вырастает новая, зелёная… На месте кровавого болота тоже вырастает…
(26.10.2024)


* * *

Сначала осторожно выглянешь, чтобы прочитать первые строки и понять, сержусь я или нет, или, быть может, прощаюсь… Потом выждешь немного, охнешь разок), глубоко вдохнёшь и откроешь запись…

… … Нет, правда, ты такой милый, когда стесняешься или чувствуешь себя виноватым… Как ребёнок, добрый, хороший ребёнок, с чистым любящим сердцем.

Мне стало светлее и легче, а тебе, радость моя?.. С помощью Божией мы сделали это, наступили на аспида и василиска. Прости меня, чудика, за то что я заставила тебя мучиться сомнениями и так долго ждать. Русская Премия была для меня сильным искушением, к чему скрывать… И теперь оно осталось позади. Я очень рада.) Свободна! От себя самой, от своего честолюбия и тщеславия. Гора с плеч, родной, и не сержусь нисколечко. Спасибо тебе, спасибо прочим. Я серьёзно.

Те мрачные и тяжёлые думы, что одолевали тебя с утра — надеюсь они развеялись, и ты просветлел.

Подметил оживший образ стрекозы, летящей сквозь время?.. Вслед за тобой и я увидела её. Почему бы и нет, твой образ ведь ожил… Физические воплощения поэзии прекрасны, от них вырастают духовные крылья… Образ через слово обрастает плотью… Для Бога нет ничего невозможного и для тех, кто верит.

Не надо прятаться от меня, медведь ненаглядный, я скучаю по тебе, мне нужно постоянно тебя видеть, иначе со мной что-то странное творится. Как в “Солярисе”. Наверное, потом станет попроще… Когда смогу прикоснуться к воплощению твоего образа и до конца осознать это чудо. Думаю, ты чувствуешь нечто похожее по отношению ко мне…

Выздоравливай, родной. Пожалуйста, долечись до конца и как следует прогрейся в бане. Лучше с можжевеловым веником или любым хвойным. И не выскакивай раздетым на холод. Не просто “даже за дровами”, а — особенно за дровами. Берёзовыми. Как моя жирафья голова.

Слегка ворчу, потому что не бережёшь себя нифига, а твой собакин тебе не бэбиситтер — это он так сказал.) Выздоравливай, успокаивайся, отдохни, наконец, от всего. Ну, можно же иногда на пару дней уйти в себя даже такому неугомонному служителю поэзии, как ты?..

Ничего не изменилось: у меня есть стихи, чайное дерево-бонсай и лохматый пёс. Если у тебя найдётся для нас место в сердце и угол в доме, мы будем с тобой, пока дышим и пока стоит этот многострадальный мiр.

(25.10.2024)

Ты часто в последнее время перечитываешь стихотворение без названия… Когда мне больно, всегда отца вспоминаю, рефлекс какой-то… Маленькая смерть с бантиком — это в основном об эмиграции. Одна тётка, не помню фамилии, но в романе есть об этом, сказала, что эмиграция — это репетиция смерти. У меня вот уже вторая репетиция, блин, получилась… Образ как всегда вышел глубже и объёмнее мысли, его породившей — там и несчастливое детство моё, и ещё много чего по мелочи… Когда то стихотворение случилось, мне хотелось твою смерть на себя отвлечь, к себе переманить, чтобы жизнь к тебе вернулась. В общем, как-то так и произошло в итоге…

Ты сейчас читаешь мои стихи, а я пишу тебе это письмо и слушаю What A Wonderful World.

Обнимаю тебя всем моим светом, радость моя, и поэзией обнимаю.

Родной, у меня опять лампадка начинает чадить… Пожалуйста, не надо, не падай снова в свою бездну. Это просто отходняк от сильного душевного смятения, он пройдёт, дай себе время. Ты не плохой, нет. Ты слишком долго был один и находился среди людей, которые уже не совсем люди или совсем не люди, и привык видеть мир их глазами. А я не вписываюсь в этот стереотип, поэтому тебе сложно верить. Когда в кромешной тьме внезапно вспыхивает свет, он поначалу причиняет боль, ослепляет, от него хочется закрыться руками, хочется, чтобы он угас, и всё стало прежним… Не поддавайся, радость моя.

Возвращение к обычной жизни не означает, что я перестану за тебя и за нас молиться. Как только умолкаю, тебя начинает лихорадить и выкручивать. Молитвы постараюсь продолжить сегодня, вроде мне получше. Держись, что ещё сказать…

Если тебя по-прежнему мучает недоверие, то вот ещё вспомнила, что датой публикации короткого листа первоначально было 10 августа. И когда 4-го я закрывала ВК и призналась тебе, что подала стихи на РП, я была уверена, что до десятого ты не успеешь вмешаться даже при всём желании. А десятого августа неожиданно объявили, что по независящим от них причинам, шорт переносится на октябрь.

Как мне помочь тебе, что сделать?.. Может быть, я плохие стихи написала? Где-то невольно укорила тебя?.. Вместо тепла человеческого выдала тебе пространную тираду? Прости меня, если так. Вот как, как мне обнять тебя через весь этот холодный и бездушный мир, как вдохнуть в тебя свет и радость?.. Мы дождёмся встречи, медведь мой ласковый. Дай мне свою лапу, можешь обе.) Я их на сердце своё положу: чувствуешь что-нибудь?.. Это моё сердце в твоём бьётся, а твоё — в моём… Бог не палач, всё будет хорошо. Ты снимешь с меня капюшон, и куртку снимешь, и за валенками в райцентр помчишься, потому что я приеду в никчёмной европейской обуви.)

Помнишь, что я тебе говорила? Держи нос по ветру, а хвост пистолетом. И собакина почаще к себе прикладывай, он тебя лечит.

UPD 16:30

Ты мне дороже всего. И нельзя служить Богу и маммоне. Отправила Шаргунову отказ. Прости, что не сделала это раньше. С деньгами на дорогу что-нибудь придумаю. Просто не могу так больше, не могу жить в этом мраке и смотреть как ты мучаешься.

Я люблю тебя.

(24.10.2024)

* * *

 Утром мир проснулся в туман… Медленно, беззвучно и незримо поднималось солнце, и туман светился нежно и глубоко… Клёны разноцветные плыли в тумане и отражались в нём, в нежном его свечении мягким своим светом… Прекрасная музыка осени… Можно шуршать листьями на тротуаре и не накидывать капюшон от моросящего дождика… Можно сидеть на мокрой скамейке и слушать, как ручей говорит сам с собой и чуть слышно чиркает мелким камешком по базальтовому руслу… Можно долго всматриваться в исчезающий в облаках клин диких гусей и вслушиваться в их прощальные оклики… Можно любоваться спелым шиповником в дожде и свете… Трогать паутину, слушать её дрожание… Так много всего можно… И только тебя нельзя прижать к сердцу, усталый и замученный, любимый мой человек…

(21.10.2024)

 

* * *  

Давай съездим куда-нибудь?.. Не знаю куда. Просто поедем, куда глаза глядят… Хочется дорогу почувствовать, как она из-под колёс бежит, стелется под лунным светом, позёмкой дышит… Как ветер по бокам железо обнимает, лижет его языком своим безъязыким, говорит что-то, а что? ты понимаешь?..
Немного страшно зимой ездить. Нет, не из-за того, что долго прожила в бесснежной стране. А потому что была однажды не то чтобы авария… Она могла бы быть, но Бог предварил. В девяностые зимой гнали серебристый БМВ из Питера в Москву, парни чередовались, но один заснул-таки за рулём, крутанул, машину стало мотать от одной обочины к другой, вращать на ледяной трассе… Помогли сугробы по бокам и удивительное отсутствие встречного транспорта. Тогда ещё летел мелкий снег, летел и летел в лобовое стекло, и рука непроизвольно поднималась, чтобы отмахнуться от этого непрекращающегося снежного потока…
Притормозим на том повороте, там звёздное небо хорошо видно и простора много… Постоим чуток, тишину послушаем… Конечно, она здесь другая. Она везде разная. Ты сзади зайдёшь, обнимешь меня, к себе прижмёшь… Такой высокий, что не надо голову поворачивать, достаточно запрокинуть её назад, и я тебя вижу… Бороду в основном и усы в изморози.) Дыхание твоё чувствую… Руки твои своими закрываю, грею, а ты меня в лоб запрокинутый целуешь… Мокрыми усами касаешься.) Вот, мы подарили тишине свои отражения, можно домой ехать, она теперь не одна…
(20.10.2024)  

* * *

Гибкое, тонкое волокно Божиих нитей… Или я иногда путаю Его мысли со своими… В промежутках отдыхать, вглядываться в себя, набираться сил и Духа, разгребать домашние дела, приводить мысли и чувства в порядок… Всё то же, радость моя, всё то же: любить, верить, надеяться, ждать…
Ты лучше себя чувствуешь, сил прибавилось… Зима за порогом веет, песни поёт ледяные, сказки рассказывает серебряные… Словно просеянная мука, пух пшеничный, — снег… Ангелы замесят тесто на воде колодезной, дыханием своим его поднимут, испекут хлебы Господни… Вода твёрдая, травинки хрупкие чуть подрагивают от прикосновения Небесного сквозняка… Окно открыто… Выйдешь ночью, редкие снежинки падают, падают… на лицо твоё, словно слепое небо нежными пальцами его гладит: лоб, глаза под опущенными веками, нос, усы, губы, бороду… Губами к губам прижимается… Лицо твоё в ладонях держит… Смотри, радость моя, смотри в небо тёмное, удивляйся, сколько во тьме этой света…
До Параскевы Пятницы пять лестничных пролётов осталось, один прошли… Госпожа Пресвятая Богородица на Покров ангельский хлеб раздавать станет, не пропусти, возьми кусочек… Она последние зёрнышки света нашла, в ладонях Своих детских растёрла, в муку снежную высыпала… Поешь хлебушка, он на Её слезах о тебе замешан… Станет он дыханием твоим новым, словами ласковыми, волнением радостным, встречей долгожданной…
(11.10.2024)  

* * *

Сегодня как-то по-особенному не скучаю… Ты, кажется, тоже… Тяга сердечная, через весь космос, через всё, вопреки... Глубокая боль, ноющая… Но и светлая и тёплая, словно слеза на ладони… Слёзы, они ведь маслянистые, как кровь… Вот к чему я это сказала?..
День как день, ничего из ряда вон. Тебя, наверное, поздравляли со всех концов света… Ещё как заслуженно, да ты и сам понимаешь… Эх…
А у меня только мишка на груди всё время нос из выреза норовит высунуть, приходится его обратно прятать…
До рассвета вышли с собакиным в поля, и в низинах между холмами прямо на нас двигалась огромная волна плотного тумана… Мы вошли в него, побродили в белой тьме, потом повернули обратно, чтобы пёс не перемазался, как в прошлый раз на охоте за полевыми грызунами.
Выходим из облака, и вслед за нами, откуда-то сбоку, из него бесшумно вылетает одинокая белая цапля… Будто она часть тумана, его мысль или слово или взгляд…
Деревья ещё зелёные, мы встретили молодую берёзку — на ней ни единого золотого пятнышка. Цветущая пижма по обочинам, рябины горят ягодным пламенем…
Потом почапали в город, в узкие мощёные улочки тринадцатого века… Запах дровяного и угольного дыма, старого камня, сырости, кипарисов, чего-то домашнего и уютного… Запах времени… Около одного из базальтовых домов выставили картонную коробку с ненужными вещами — в подарок прохожим. Мы притаранили чашку с фламинго.)
Блуждающий текст в моей интерпретации, блуждающий человек без человека…
Грустно мне, грустно и потеряно как-то… Прости поэтому за грустное такое письмо. Ненаглядный, заколдованный медведь мой…
(6.10.2024)  

* * *

Правда считаешь, что я ищу “предлог”, чтобы тебе написать?..
И мы успели перейти на “ты”, когда разговаривали по телефону.
Даже когда ты гневаешься, у тебя шерсть мягкая.) Не сердись на меня, медведь ненаглядный, положи мне голову на колени, я по твоим линиям нежно проведу: три горизонтальных, четвёртая разорвана, пятая — вертикальная, и ещё одна горизонтальная чёрточка… Они сами на лицо похожи… Лицо на лице, лицо лица… Разглажу лучи, что исходят из внешних уголков карих звёзд твоих… Листья осенние пересчитаю, в листопад закружу…
У тебя уши смешные… Ну да, добралась и до них.) Не, о носе мне нечего сказать, кроме того, что он напоминает не клюв, а улитку с домиком.
Уши… Мраморные ниши, в которых атланты держат небо, согнувшись от ветра…
Смотри, ты на меня уже не сердишься… И я на тебя не обижаюсь. Всё хорошо у нас, половинка, всё хорошо… И уши тёплые.)
Это интернет холодный, неоновый, мёртвый… В жизни ты взглянул бы на мою несчастную растерянную физиономию после такой отповеди и на сердце у тебя сразу потеплело бы…

(4.10.2024)

* * *  

У тебя туманы, туманы, белая тьма… Вытянешь руку и не знаешь, в каком мире она окажется, кто её с той стороны пожмёт… или погладит…
И выйдет из тумана белый Единорог с птицей, сидящей на его роге… Медленно, словно во сне, в невесомости космической, приблизится он к тебе, и не поймёшь, подошёл он по осенней морозной траве или подплыл по воздуху…
…Выйдет белый Единорог с птицей на роге, приблизится к тебе и заглянет в твои глаза… Тишина его взгляда обнимет тебя ласково, и вспомнишь себя в детстве: открытого, светлого, любопытного, доброго, любящего… Услышишь свою музыку, забытую музыку Неба… И полетишь, полетишь сквозь туман, выше, выше и стремительнее… Сила твоя вернётся, поднимет тебя над белой тьмой, выше тумана и облаков — и вдруг ты увидишь солнце… Замрёшь на мгновение, крылья в стороны раскинув, как на кресте… Не падаешь, ни о чём не думаешь, ничего не желаешь… Нет вины и стыда, нет страха и боли, только свет, свет, высота и свобода вне времени и гравитации… Ветра и воздуха как будто тоже нет, но ты дышишь светом, и свет дышит тобою… И так, вертикалью крылатой, крестом своим, медленно и отвесно станешь спускаться вниз сквозь облака, сквозь облака и туман, туман, туман… Закроешь глаза, доверяя… Тепло в сердце твоём, любовь, благодарность…
Снова стоишь на земле, отражаешься в очах Единорога… Птица уронит слезу, перелетит на твоё плечо… Нежно твоей щеке от её крыла, хорошо тебе, спокойно, словно ты всю жизнь ждал этого мгновения…
И птица поднимет голову, и закричит, закричит-запоёт, запоёт-возгремит, словно гром в тумане… Беззвучно, на какой-то иной частоте, существующей только между Единорогом и ею… Он оторвёт взгляд от тебя, медленно развернётся и растворится в белой тьме…
Поднимешь руку, погладишь тёплое крыло, не веря до конца, что птица с тобой осталась, в дом войдёшь… А дом — не дом, коридор огромный: трава — пол, небо — потолок, леса и луга — стены… Гора, речка где-то рядом, сад, колокольчики, поющие на ветру твоё новое имя… Птица вспорхнёт, закружится радостная, и ты улыбнёшься ей…

(2.10.2024)  

* * *

Удивление, радость, нежность, снова удивление… Тебе понравилось на меня смотреть… И мне… и мне нравится смотреть на тебя, когда ты на меня смотришь… Зеркало смотрит в зеркало… Бесконечность…
Зима… кажется мне бездонной пропастью, где на дне снег идёт и горит небольшой костёр… Мы сидим возле него… мы напротив сидим, одни во вселенной, согреваем ладони… Они тянутся друг к другу сквозь время, пространство… тянутся и встречаются, немного обветренные, шероховатые… тепло от огня — тепло наших рук, нежные ростки пламени незаметно касаются кончиков пальцев, скользят внутрь, продолжаются кровью, костью, сердцем, выдохом, взглядом… Пламя течёт сквозь нас, время, себя… Пламя течёт сквозь двоих людей, чтобы течь из себя в себя… Снег идёт… Снег, но над ним мы видим высокие звёзды… Смотрю на себя твоими глазами, карим зрением свой взгляд обнимаю… Смотрю сквозь себя твоими глазами, словно через цветное стекло… Ты открываешь себя во мне, окно в окне, зрение в зрении… Ты открываешь меня в себе… Мы расстаёмся лишь затем, чтобы встретиться снова… Мы расстаёмся, чтобы никогда не расстаться…
Зеркало смотрит в зеркало, вселенная во вселенную… Бог смотрит в Себя из Себя…
В сердце твоём идёт тихий снег, радость моя, и оно нам поёт эту песню…
В сердце твоём…

(29.09.2024) 

* * *  

Обычный осенний вторник… День как день… Ещё один день без тебя, но навстречу тебе…
Пасмурно, ветрено, сыро. Прогулка с коротколапым, хлопоты по дому, перемежающиеся обновлением вкладок на компе, чтобы видеть тебя хотя бы так, когда ты заходишь в Нет… Небольшое молитвенное правило, чтение статьи о царице Савской, неожиданно нагрянувшей вчера в текст письма… Оказывается, она была сивиллой, и сивиллы выдавали свои пророчества гекзаметром. А ещё у неё одна нога оканчивалась копытом вместо ступни (у меня нет копыт, если что)). Когда она подошла к деревянному брусу, перекинутому через ручей по дороге во дворец царя Соломона, то прорекла распятие Христа и Его воскресение. Одной из перекладин Креста Господня впоследствии станет тот самый брус… Спустилась, перешла ручей вброд, вышла на берег, а её копыто стало ступнёй…
Снова хлопоты, шитьё… Вновь показалось, что ты нездоров, кашляешь, кутаешься во что-то шерстяное… Кури поменьше, и я тоже постараюсь. Бабушка моя деревенская, как и твоя, в травах разбиралась. Летом таскала меня выкапывать всякие целебные корешки и собирать цветущие вершки, в число которых входил липовый цвет. Его она заваривала зимой от простуды, от чая исходил аромат мёда и солнца… Помню, мне в детстве слышалось в том чае даже гудение пчёл… Ещё она практиковала горчичный порошок в носках, гадость редкая.)
От простуды есть одно чудодейственное средство, к травам не имеющее отношения, но я ничего тебе больше не скажу, не то ты застесняешься и лапой нос прикроешь. Приберегу на потом, когда тебе спрятаться будет негде.)
Остаётся шерстяными словами тебя согревать, обнимать пуховым взглядом, шептать огнём в печи, ласкаться образом моим прозрачным, на ладони тебе дышать, прижиматься к твоей спине, когда ты лежишь, показывать тебе, как ёжики целуются… Заснёшь в тепле, поуютнее тебя одеялом укутаю, тихонько выйду с медвежатами ветром подышать, с морозцем ночным посекретничать, пока он кусаться не начал. Вернёмся, лохматики у печки спать на бок залягут, а я ещё постою в полутьме, посмотрю на тебя всеми глазами, пошепчу тебе здоровья и радости, снов добрых, поэзии такой, чтобы все с ума от неё посходили.
Выздоравливай, радость моя. От всех бед своих, лет, одиночества и нелюбви… Слышишь?.. Это твой колокольчик Божий берёзовый над деревней ангелов созывает…
Скоро снег…

(25.09.2024)

* * *

Если молитвенное правило длится часа четыре-пять подряд, потом без сил остаюсь, потому что там такой же закон, как в поэзии: не столько важно само слово, сколько то, как ты его произносишь, что в него вкладываешь. Молитва — это почти всегда говорение против ветра, особенно вначале. Рот, наполненный мокрым тяжёлым снегом, словно все метели устремились в тебя и ты должен глотать и глотать их, прежде чем твой голос зазвучит чисто, в другом каком-то, духовном, диапазоне…
Можно сказать, что молитва — это особый род поэзии, которая работает только при условии, что ты совершаешь некий обратный её “перевод”. Если мы в обычной поэзии облекаем невидимое в материальное (словесное) и развеществляем предмет, то здесь наоборот: словесное пресуществляется в невидимое, а образ — овеществляется. Иногда буквально.

В пятницу к нам Господь заходил. На этот раз Он был в облике бабушки лет восьмидесяти. Дашка обнаружила её на лестнице — старушка сидела на ступеньках и плакала. Оказалось, что она приехала аж из самого Берлина к своим родственникам в соседнюю деревню с красивым названием Белль (мы находимся на границе бывшей Римской Империи, где прежде, до германцев, обитали французы, поэтому здесь много французских названий и сохранились остатки римских дорог). Так вот, приехала бабушка в такую даль, съела что-то не то, у неё живот прихватило по дороге из магазина (мы в местном райцентре живём, а кругом деревеньки). Она дошла до нашего дома и принялась звонить в квартиры, проситься Христа ради в туалетную комнату. Деньги предлагала, но никто её не пустил, хотя большинство живущих в доме — немецкие семьи.
Даша привела её к нам, спасла старую женщину от позора и страданий. А той плохо уже совсем стало, плачет, на лбу испарина…
Так Господь людей на вшивость проверяет, не в первый раз наблюдаю. Здесь Он Дашу испытывал, созрела ли она для жизни.
У меня подобный случай был в подземном переходе на ст. метро “Невский Проспект” в Питере в 1999 г. Торопилась на поезд в Дивеево, ехала на вокзал, и ко мне некстати подкатил афганец, инвалид, “самовар” на тележке…
И у тебя, родной, наверняка, что-то похожее случалось. Бог ко всем людям однажды приходит, к каждому…

Ты весь день занят… Утром мне казалось, что ты простудился — надеюсь, что это обычные женские страхи. Но если нет, то выздоравливай поскорее и потеплее одевайся, на Синае сильный ветер… Ночью может и приморозить…
Выйдешь утром, а там иней ресницы белые свои повсюду тебе оставил и без ресниц дальше пошёл…

(23.09.2024) 

* * *

Она тебя накануне благодатным сном одарила… Я сначала, как всегда, забеспокоилась, но потом вспомнила последнюю строку письма. И Она подтвердила: он спит…
…Ты ведь снова ездил сегодня куда-то?... Боюсь спрашивать, чем там всё закончилось.
В ночь на пятницу, на предпразднство Дня рождения нашей Матушки, у меня прямо все окна и двери в Небо пооткрывались…
Вот я вижу тебя перед зеркалом — небольшим, прямоугольным, рукомойник с пимпочкой(?), или он из моей памяти сам нарисовался… Свет электрический, золотой… Усы и бороду подравниваешь… Рассматриваешь своё отражение, и тебя одолевают сомнения: насколько в реале ты отличаешься от своих фотографий, которые я недавно листала, — в смысле: не разочаруюсь ли я, когда увижу тебя в жизни… Потом набираешь холодной воды в ладони, наклоняешься над раковиной и резко себе на лицо её выплёскиваешь. Выпрямляешься и мокрыми руками сверху по голове проводишь… …
Вот ты вышел меня встречать… Снег идёт, поздний вечер или ночь… Снег в свете фонаря, фар, лампы на крыльце… Я выхожу из машины, иду к тебе и прячу лицо у тебя на груди, а ты меня обеими руками, крест накрест, обнимаешь… Мы оба молчим, потому что слов нет…
Потом я выпускаю собакина. Он боится, хвост поджал… Ты к нему склонился и руку ему протянул, говоришь: я — и называешь своё имя и фамилию), а ты — Альфик. Обалдевший собакин тебе лапу в ответ даёт… Мне твоя чёрная вязаная шапка запомнилась, со снежинками на ней…
Потом ты всё же что-то произнёс вроде: ну, заходите, заходите, гости дорогие.))
Поесть мне заранее заботливо приготовил, спать уложил — я на диван попросилась и сразу вырубилась… Во сне рука правая свесилась (засыпаю на левом боку, а сплю на правом). Ты глаз не сомкнул, конечно. Временами подходил, смотрел на меня и пытался осознать, что это всё взаправду на твоём диване происходит.)) Утром-таки решил меня разбудить, взял мою руку в свою и легонько погладил. Я открыла глаза, ошарашенно уставилась на тебя и рукой, которую ты так нежно только что поглаживал, по щеке твоей провела, а ты взял её и в ладошку поцеловал…
(21.09.2024 )

* * *

Какая-то большая сила вышла из меня с прошлым письмом… Тихая я вчера, тихая и медленная, словно лещ перед зимней спячкой.
Весь день молча тебя обнимаю, на слова огня и ветра не хватает. Только на углях маленькое пламя танцует — куполом руки сложишь над ним, погреешься, можешь уголёк на ладонь положить: моё пламя не жжётся… Смотрю, а купол твой — чаша, и над ней пламя на углях, огнём вниз, в чашу светит, в ней со дна навстречу вода поднимается — прозрачно-золотисто-алая с синими всполохами…Тихая вода, невесомая, неводная вода, не вода вообще…
Когда согреешься, дай мне свою руку. Всё равно правую или левую. Какую не жалко (улыбаюсь). Да шучу я, шучу… Правую, значит… Нет, я в хиромантии не разбираюсь, просто хочу на реки жизни твоей посмотреть, на узоры Божьи…
Помнишь: сорока-ворона кашу варила, кашу варила, деток кормила?..
На этот раз и мизинцу каши дадим — может, он оттого дрова не рубил и воды не носил, что у него с голодухи сил не осталось… Реки твои в колесо спиральное закружим… Вьются они вокруг одной оси, но с каждым новым кругом растут и становятся сильнее… Так и жизнь твоя, непрерывная, бесконечная, началась с одной клетки, а в конце станет — вселенной… Ты уже её в себе носишь.
Покружу, повожу по ладони, мысли твои успокоятся, улягутся, тихим светом мерцать станут…
Ты ведь уже не боишься меня? Тогда давай левую руку… Сорока-ворона кашу варила…Сорока-ворона реки кружила, реки кружила, с Богом говорила…
Я назвала нашу гору — Синай…
Обними меня, как только ты умеешь… Войдём друг в друга, словно в двери, и дверями друг друга выйдем, чтобы снова друг в друга войти… Это любовь пальчиком по ладони Божией нежно кружит, по воде светом, по песку птичьим коготком, по воздуху палочкой кленовой…
Смотрю на тебя глазами пространства и времени, смотрю отовсюду, взглядом тебя обвиваю ласково. Карие бездны твои облетаю, крыльями глажу, из бездн смотрю и в бездны заглядываю, по светлым изгибам слёз твоих, как по волне высокой, скольжу… Колыбельную тебе напеваю:
Спать, спать, Богородице ручки целовать…
(20.09.2024)

* * *