1. Листва

 

Срывается на крик немой листва,

Которая над мостовой кружит.

За что меня в роддоме номер два

Приговорили к смерти через жизнь?

 

Младенец у казенного окна,

Умытый кровью, слабый и нагой…

Скажите, в чем была моя вина,

Когда кричал я, выгнувшись дугой

 

О том, что ясно видел вдалеке,

Да только объяснить никак не мог

На самом древнем в мире языке,

Который сочинил однажды Бог?

 

Я знаю эти верные слова.

Я вспомню их, когда наступит час.

Об этом шепчет палая листва

Над мостовою медленно кружась.

 

2. К морю

 

Здравствуй, вольная стихия,

Соль Земли, ее заквас.

Наступают дни лихие

Для тебя, как и для нас.

 

Задирая волны ловко,

Выбивая всхлип и стон,

Как портовую дешевку,

Будет брать тебя муссон.

 

И у скал, где у растений

Стебли вытянулись в нить,

Будешь, воя на коленях,

Камни ржавые скоблить.

 

День и ночь, согнувши спину,

Будешь драить дочиста,

Как Мария Магдалина,

Ноги каждого куста. 

 

3. С древнего

 

Был отчаянно нищим,

Опускался на дно.

Был закат пепелищем

Сквозь подвала окно.

 

Был безумно богатым,

Раздавал без конца.

Любовался закатом

С золотого крыльца.

 

И одно лишь осталось

В предрассветной тиши:

Бренной плоти усталость

От полетов души.

 

Как же ты надоело,

Опостылело как,

Мое бренное тело,

Мой единственный враг.

 

4. Роща

 

Эта голая роща

Будто храм недостроенный.

Ветер, кровельщик тощий,

Что-то делает с кронами.

 

Явно кем-то нарушена

Очередность работы, -

Вот и с клена маньчжурского

Вмиг сползла позолота.

 

Лишь вороны на елке –

Украшенье пейзажа.

Клест мгновения щелкает,

Бальзамируясь заживо.

 

Все острей и мгновеннее

Жизнь, залетная птица…

Где бы встать на колени

У ручья, чтоб напиться?

 

5. День

 

Как нищему на паперти, где тень,

Протягивают новенькую денежку,

Так нам октябрь вручает ясный день,

Мол, если просят, то куда же денешься!

 

Ах, этот день, прозрачный на просвет,

Листвы последней водяные знаки.

Всего за рупь чего тут только нет!

У магазина греются собаки.

 

И можно быть богатым, точно Крез,

В автобусе, прильнув к его окошку,

Махнув на край земли, где, словно крест,

Торчит маяк на Токаревской кошке.

 

Закату здесь сгорать, да не сгореть,

А медленно в пучину погрузиться,

В густую бронзу превращая медь,

Которая лежит на наших лицах.

 

6. Про Джона

 

Дом у Джона – сам себе поэт:

Дверь толкнешь из комнаты в прихожую,

А прихожей, собственно, и нет –

Сразу улица с брусчаткой и прохожими.

 

Здесь, чтобы не делать лишний крюк,

Вниз на Пушкинскую люди ходят часто.

Говорят, здесь мог Давид Бурлюк

Жить в 20-х в меблирашках частных.

 

А теперь живет Кудрявцев Джон,

График и философ по натуре.

Вот сидит передо мною он,

Кофе пьет и сигарету курит.

 

С бородищей, словно божество

Созданных и собранных предметов…

Дверь толкну - в прихожей у него

Город, море, звезды и планеты.

 

7. Ветер

 

И врывается в город ноябрьский ветер,

С бубенцами на тройке, трехпало свистя,

Доставая зевак на обочине плетью,

Чудаков, засидевшихся в поздних гостях.

 

Клуб Матросский. Кафе. Протестантская кирха.

Недоумок, ловящий мотор на бегу.

Скрежет листьев, катящихся в сторону цирка, –

Вот и с этой услады содрали фольгу.

 

Мысль о теплом сортире, пусть даже неблизком,

Об арабике мятной, о стонах впотьмах.

И еще почему-то о странном Франциске,

О котором прочел в Интернете на днях.

 

Я люблю это время предзимнего слома,

Оголенных древес и погнутых оград,

Когда страшно уже поздно выйти из дома,

Но не страшно уже не вернуться назад. 

 

8. Из Одена

 

Вот и осень, как нянины сказки,

Неизбежно подходит к концу.

Как там? «Прочь покатились коляски»?

Ну а здесь? Прикатились к крыльцу,

 

У которого две табуретки.

Гроб выносят. Покойник угрюм.

Не спеша обсуждают соседки

Габардиновый новый костюм. 

 

На лесном, на горбатом погосте

Оживление тоже с утра:

Тролли делят заранее кости,

Духи носятся, как детвора.

 

Все гадают, кто спустится с неба:

Ангел белый, иль черный, как грач...

А спускается первого снега

Тонкий саван, дырявый, хоть плачь.