ПЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ

***

Подобно чернецу, что ночует во гробе своем
и, воставше от сна,
во еже утреневати и славословити державу Господню,
вглядывается вглубь ночного лежбища
в тревожном удивлении,
поскольку вновь
мимошедшее время нощи
прошло без напасти от всякого зла противна,
ты смотришься в зеркало,
каждый раз обнаруживая в лице
умножение осени:
седеющие патлы, редеющие зубья,
увядающая кожа, потухающие глаза.
Тело отпадает от сущности.
Ты согласно приемлешь все,
ибо жизнь есть медленное
расставание с оболочкой,
отторжение ненужной,
тщетной, мешающей плоти…
Но глаза! –
глаза должны произрастать светом,
и, к полному окончанию, в пределе –
после отпавшей навек плоти –
от тебя должны остаться одни глаза,
вернее, суть глаз – их выращенный свет.
так что же
ты смотришь, тосклив, –
когда Господь воздвигл тебя
в нечаянии лежавшего
и по сне нощнем возсиял тебе день б е з г р е ш е н…
но ты движешься в направлении,
противоположном заданному,
ты – не справляешься с назначением.
Сморкаясь или шкрябая щеткой по останкам резцов,
выскабливая тупым лезвием щеку или шею,
вспомни – хмур –
зачем тебя прислали сюда,
и, под занавес осени,
сиречь к паденью снегов
запали –
в о з с и я й – свои глаза!


КАМУШЕК
Песенка калики

Стоит наш батюшка на камушке,
Под кровом бора – как во храмушке.
Как столп, как крест, как Спас-на-кровушке.
И «Богородицу» поет.
Стоит наш батюшка, наш дедушка,
Приходит к дедушке медведушка
Сухарика отведать, хлебушка,
В ладошку влажный нос сует.

Ай, свиристят, щебечут, цвенькают
Пичуги. И пеньки с опеньками
Обсели, а бельчата спинками
У старцевых мелькают ног.
Пусть распрострилось семя змеево,
Крепчает дело лиходеево, –
Да диво дивное, Дивеево,
Намолено среди дорог.

А с дедушкою – Божья матинка!
И, даром что спина горбатенька,
За грешников молися, батенька,
Господень умаляя гнев.
Когда б у старца Серафимушки
За всю за Русь достало силушки
Молиться, не смыкая крылушки –
Два века словно тыщу днев!

Где веют промыслы бесовския,
Там плачут ангелы Саровския.
Но живы серафимы русския,
Покров – их до поры таит.
Повырастала снитка-травушка,
Где стынет борушка-дубравушка.
Хоть нет того на свете камушка,
Да батюшка на нем – стоит.

5 мая 2003

Пятница Параскевы

Прасковья Иванна Ромашкина
в пятницу, второго мая две тысячи третьего года от Рождества Христова
оделась нарядно:
в синий (как небо) платочек,
зеленую (как лес) кофту,
черную (как земля) юбку.
Мы с Юрком подсели к ней на лавочку
у целительной купели Серафима Саровского.
– Вона, кака у тебя борода-то, а лицо молодое, – сказала мне
Прасковья Иванна. – Ты с какого года будешь?
– С пятьдесят девятого, бабушка.
– А я – с шишнацатого, – сказала Прасковья Иванна
и улыбнулась во весь однозубый рот.
– Сорок три года разницы. И мне столько же. А всего…
– Осьмдесят шесть! – не без озорства воскликнула Прасковья Иванна.
– Бабушка, купаться будете? – спросил Юра.
– Из ведрышка. Меня сноха польеть.
– А давайте мы вас сфотографируем!
– Мне бы – с батюшкой Серафимом…
Юра и снял ее:
возле большой иконы преподобного Серафима,
опирающуюся на палку.
Двое: не плоть от плоти, но дух от духа.
И еще Юра снял:
то Прасковья Иванна смеется со мной,
а то – я с ней,
то Прасковья Иванна с сыном Иваном («главный на заводе каких-то агрегатов»),
внуком Иваном да снохой Еленой,
а то – все мы, двенадцать харьковских паломников,
вместе с семьей Прасковьи Иванны
(попросили дядечку нажать на кнопку);
мы – уже послекупельные, со взъерошенными ветром мокрыми волосами,
и Прасковья Иванна –
в синем (как небо) платочке,
зеленой (как лес) кофте
и черной (как земля) юбке.
…Фотки мы теперь отошлем
в село Абрамово Арзамасского района Нижегородской области,
благо, почта нынче работает хорошо,
послание дойдет быстро: днёв за пятнадцать-семнадцать –
из Харькова сначала через Киев,
потом через Брянск,
затем – Москву, Нижний, Арзамас…
И будут у Прасковьи Иванны Ромашкиной
стоять на полочке снимки:
она у целительной купели –
с сыном Иваном, внуком Иваном и снохой Еленой,
и отдельно – вдвоем с батюшкой Серафимом –
на веки на вечныя. Дух от духа.
8 мая 2003



***

Не проспи свою смерть,
не проспи, не проспи, не проспи, говорю.
И Григорий Палама нам то говорит.
Не проспи, как проспал-просыпаешь – живую зарю,
Что – к заутрене – в небе горит.

Как проспал-просвистал золотистые дни
(Золотые?), так смерть не проспи.
Там такие начертаны светы-огни!
Бди! Последние зубы сцепи!

Там такая, быть может, грядет благодать,
Что – ни в сказке, ни даже – пером!..
И всего-ничего заповедано: ждать.
И молиться. И бодрствовать, слышишь, не спать!
И луженую глотку со страху не драть:
“Эй, паромщик, когда же паром”?

Ты представь, что за всю-перевсю хренотень,
Оттого, что тверез, а не спишь,
Разорвется завеса: сквозь жизни разверстую тень
Смерти свет сокровенный узришь!

Значит, стоило, стоило, стоило, стоило ждать
И рождаться, и мучиться-жить!
Даст ведь, даст! Отчего же не дать?
…Хоть – в полглаза! Хоть каплю испить!


НА НАПИСАНИЕ ПРОСКИНИТАРИЯ*

Пустырь ли я, кустарь ли я –
очкаст? лучист? многоочит? –
я в явный скит проскинитария
живую тайну заточил.

Она ж – жива и заточенная,
навродь печерского ключа,
где хлещет белое сквозь черное
и кровь аскезы горяча.

Она живет, как будто родина,
большая, нужная страна,
чья подгородняя смородина
красна, черна, страшна, странна.

За все блуждания-скитания
винюсь вечернею виной,
но скиния проскинитария
уже, навечная, со мной.

Я жажду детского и умного,
Христос мне видится во сне.
Ель, Елеонская игуменья,
струит псалмы на сердце мне.

22.08.2003
____
*”Веселыми ногами” (Записки паломника).

Станислав Минаков, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 647 № 19032 от 16.10.2003

0 | 8 | 4549 | 17.11.2024. 19:45:19

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []