Как не бывало дня, чтоб ливней шквал

На несколько часов не утихал;

И не бывало ночи здесь такой,

Которая не кончилась зарёй;

И не бывало здесь темниц, чтоб в них

Не смог проникнуть свет лучей дневных;

И не бывало прежде, чтоб луна,

Убыв, не возродилась бы сполна, -

Так вы, епископ, находясь в тюрьме,

В бездействии, в опале и во тьме,

Дождётесь: мгла отступит, и тогда

Вы вновь нас озарите как звезда.

Лишь молвит слово Цезарь – и тотчас

Откроются затворы, как в тот раз,

Когда дрожала твердь, и от вериг

Избавились апостолы за миг.

Добра желаю вам, хотя, увы,

Со мной жестоко поступили вы,

Мне сердце ранив, - а лечить недуг

Вам, очевидно, было недосуг.

Всё ж вам (моя обида здесь не в счёт)

Я приношу бальзам от всех невзгод.

Robert Herrick

146. Upon the Bishop of Lincoln’s Imprisonment

Never was day so over-sick with showers

But that it had some intermitting hours;

Never was night so tedious but it knew

The last watch out, and saw the dawning too;

Never was dungeon so obscurely deep

Wherein or light or day did never peep;

Never did moon so ebb, or seas so wane,

But they left hope-seed to fill up again.

So you, my lord, though you have now your stay,

Your night, your prison, and your ebb, you may

Spring up afresh, when all these mists are spent,

And star-like, once more gild our firmament.

Let but that mighty C;sar speak, and then

All bolts, all bars, all gates shall cleave; as when

That earthquake shook the house, and gave the stout

Apostles way, unshackled, to go out.

This, as I wish for, so I hope to see;

Though you, my lord, have been unkind to me,

To wound my heart, and never to apply,

When you had power, the meanest remedy.

Well, though my grief by you was gall’d the more,

Yet I bring balm and oil to heal your sore.