Возлюби ближнего

"Liebe Deinen Naechsten". Так называлась книга, которую Ванька зачем-то держал в руках. "Возлюби ближнего своего", значит. Эрих Мария Ремарк был, пожалуй, самым любимым маминым писателем. Учитель немецкого, она читала его в подлиннике.

Возлюби ближнего своего... Как это, Господи? Тебя возлюбить - это понятно. Но они-то, ближние эти, ведь так на Тебя непохожи! Вон Славка, к примеру, сопливый вечно, зубы кривые, лезет всё время с дурацкими вопросами, а когда говорит, слюной брызгает. Ещё и за одной партой до следующей четверти с ним сидеть. Или Женька-отличница. Так на меня смотрит, будто я червяк какой-то. Поделом, что ребята на прошлой неделе карандашную стружку ей в портфель высыпали! Задавака очкастая. Или тётя Вера. Почти каждый вечер к нам приходит и визгливым голосом о своих делах рассказывает. Всё у неё плохо. А нам-то что? Я уже который день прошу маму со мной в шахматы поиграть, а она всё времени не находит. А на эту визгливую - пожалуйста. И чай ей с конфетами подаёт!

Короткий день уходил на запад, оставляя за собой сиреневое сияние. В доме было тихо-тихо. Только изредка пыхтел холодильник, да пощёлкивали на одной ноте старые часы. Уроки приготовлены. Гулять не хотелось. Лёгкая дремота гладила Ваньку по щекам и густо-белобрысой макушке. И в этом чутком предвечернем сне, как в осенней паутине, запутался ни разу не слышанный, но удивительно знакомый голос. Он не говорил, а словно приговаривал, как это делала мать, когда будила Ваньку зимними утрами, смущённо сетуя на заоконную мглу: "Если не принимаешь ближнего, значит, не принимаешь Мою любовь к тебе. Как же ты узнаешь, какова она, не открывшись ей?" В голосе слышалась едва уловимая грусть. Ванька открыл глаза, но вокруг никого не было. В виски часто бился пульс, и оба уха горели, как после мороза.
Нет-нет-нет, Господи. Ты - другое дело. Ты очень добрый. И красивый. Ты мне всегда всё прощаешь. Я ведь тогда сам куртку порвал, а маме сказал, что Колька. Она ещё к Колькиной матери разбираться ходила, да Колька не сознался. А я почему так сказал? Он у меня целый месяц математику списывал за мяч с автографом, а потом сказал, что, мяч, мол, самому нужен. Я когда отцу Афанасию на исповеди про куртку признался, он меня и не стыдил вовсе, а сказал, что Ты, Господи, меня и такого любишь, но просишь больше так не делать. Мне тогда неловко стало. Хоть Колька и сам виноват, я у него прощения попросил. А он признался, что мяч у него самый обычный, и ему стыдно за враньё про автограф было, потому и не отдал. Предлагал тот что есть подарить. Но я сказал, что не надо. Обычных у меня самого целых два.
Это... что же получается? Ты меня простил, Господи, а я от Твоего прощения пошёл у Кольки прощения просить. А Колька от этого во всём сознался. Выходит, Ты на меня повлиял, а я на Кольку? Значит, если я принял Твоё прощение, то и сам могу как Ты? А если не могу, то не принял? Да что же это, как же... Получается, я пойму, что во мне Твоё прощение, когда сам кого-то прощу? Это что же, если я кого-то не могу простить, значит нет во мне Твоего прощения, Господи? Если я, к примеру, Славку с Женькой и тётькой Веркой не люблю, то и Твою любовь не принимаю? Ну уж нет! Вот Те крест, Господи, теперь всё будет по-другому!

Дверной звонок выдал длинную трель. Ванька протопал к входной двери и посмотрел в глазок. Снаружи, завернувшись в клетчатую шаль, стояла тётя Вера. Ванька на секунду задумался, после чего открыл дверь и, глядя в усталые соседкины глаза, поздоровался. Только вместо привычного "здрасте" сказал "здравствуйте". Учительница в школе говорила, что сказать "здравствуйте" - значит, пожелать здоровья. Тёте Вере оно явно не помешает. Зачем сокращать-то? Она же, взглянув через его плечо вдруг улыбнулась: "Вижу, мама опять задерживается. Я в другой раз зайду. Шахматы ручной работы принесу тебе. Старинные. Отец мой и фигуры, и доску сам вырезал. И раскрашивал сам. Давненько северные пираты с римлянами не сражались. Исправим, а?"
"А Вы умеете играть?" - спросил Ванька, забыв от удивления и радости всё на свете.
"Подзабыла уже - продолжала улыбаться тётя Вера - но как фигуры ходят, помню".

Когда она ушла, Ванька почувствовал, что произошло что-то важное. "Я всего лишь пожелал ей здоровья. А она... Словно кнопку добра нажали. Что если у каждого есть такие кнопки? Как бы мне всегда находить их, Господи?" Ответ загорелся перед ним, как экран телевизора. "Ну конечно! Если я всегда буду позволять Тебе нажимать мои кнопки добра, тогда и люди мне... позволят..?"

Екатерина Камаева, 2024

Сертификат Поэзия.ру: серия 3975 № 186539 от 10.12.2024

9 | 4 | 159 | 21.12.2024. 20:01:57

Произведение оценили (+): ["Слава Баширов", "Светлана Ефимова", "Надежда Буранова", "Алёна Алексеева", "Наташа Гамова", "Пахомов Сергей Станиславович", "Сергей Шестаков", "Владимир Старшов", "Аркадий Шляпинтох"]

Произведение оценили (-): []