Мэг, штурмующая Ад

Сюжет картины Брейгеля «Безумная Грета» (она же — «Сумасшедшая Мэг»; 1563) неразрывно связывают, ссылаясь, кажется, на историографа фламандской живописи Карела ван Мандера (XVII век), с персонажем фламандской легенды, некой Гретой (Мэг или Маргаритой) — о которой, кроме того, что была она бабой сумасбродной и вздорной, ни в одном из многочисленных исследований творчества Брейгеля не написано вообще ничего. Предполагается, что и имеющихся данных вполне достаточно для понимания сюжета: алчная стерва до того обезумела, что, нацепив кирасу, ринулась разграблять саму Преисподнюю, представленную Брейгелем в виде разверзнутой пасти человекообразного монстра. Эта адская рожа непостижимым образом предстает каменной башней средневекового замка. Правее фигуры Греты изображена толпа очумевших созданий женского пола, занимающихся тем же самым: грабежом и избиением бесчисленных босхианских чертей. Памятуя об имени штатгальтера Нидерландов, Маргарите Пармской (Габсбург), некоторые склонны угадывать в «Безумной Грете» политический подтекст, которого в этой картине ни на грош.

В 1902 году русскому писателю Александру Амфитеатрову попалась на глаза, в то время уже ставшая букинистической редкостью, книжка фламандских легенд (на французском). Так вот, одна из легенд, пересказанных Амфитеатровым, справедливо называющим главным героем всего фламандского фольклора «угрюмого католического чёрта», в контексте сюжета «Безумной Греты» весьма любопытна.

В XIII веке во Фландрии, близ проклятого урочища под романтическим названием Дыра в Ад, орудовала шайка разбойников. Шайка совершала «ужасы жестокости и разврата», и женщины, состоявшие в ней, представлялись «дьяволами еще больше, чем мужчины». Имя одной из них предание сохранило в качестве пугала и ругательства для многих поколений фламандских детишек, вплоть до XIX века. Это исчадье в женском обличье проклинала вся Фландрия. Звали её Мария Магро. А, собственно, кто сказал, что Мэг и Маргарита (Грета) — одно и то же? Ван Мандер? Ван Мандер был тот ещё сплетник и сказочник, и стоит поостеречься верить ему на слово. «Мэг» вполне может быть производным и от Магро. Так вот, эта Мэг, любовница атамана Феликса Воловьей Кожи, сама промышлявшая убийствами, воровством и медицинским препаратом для женщин — ядом для прерывания беременности, то бишь для выкидыша (ибо ведьма), вторглась с целью ограбления в ту самую Дыру в Ад (на урочище стояла монашеская пустынь). В пустыньке монашествовал единственный старичок по имени Жак Магро, несчастный родитель безумной Мэг. Чтобы выпытать у папаши, где тот прячет деньги, остервеневшая дщерь воткнула ему между пальцами ног горячие угли из очага и раздувала их мехами, чтобы не гасли. Мясо трещало, но старик не проронил ни слова, ибо от волнения у него отнялся язык.

Впрочем, Мэг не с рождения была сумасшедшей, а Жак не всю свою сознательную жизнь молился в уединении. В юности он был дворянином и тоже разбойником, поскольку все тамошние дворяне были разбойниками, осатанело резавшими всех недворян и, слава Богу, друг друга.

Магро резались с де Мавуази. В один прекрасный день Жак Магро взял штурмом замок Жана де Мавуази, убил врага и весь еще в крови изнасиловал на трупе соседа его жену, бывшую на последнем месяце беременности. Женщина родила мальчика и, разумеется, умерла. По непостижимому недоразумению, Жак Магро не догадался размозжить младенцу голову. Тот вырос и, как водится, родителей своих отомстил.

Когда черт стареет, он идет в монахи. Состарившись, Жак Магро разорился, потерял в пандемию жену и детей (кроме дочери Маши), принял эти несчастья за сигнал и удалился от мира. Мария была девушка красивая, но небольшого ума, и жить с папашей в Дыре в Ад ей, конечно, было скучновато. Ничего удивительного, что, когда однажды в урочище прискакал добрый молодец на белом коне (тот самый, сын де Мавуази, тоже Жан), Мэгги исчезла с ним на следующее утро. Отважный мститель сделал из неё ту, какой она и предстала пред очи дряхлого родителя во главе банды бородатых мужиков и грозных распутных баб.

Кончилось тем, что, по наводке того же де Мавуази, Мэг повесили на площади, на глазах у ополоумевшего отца. Увидев, как палач вздернул Мэг на веревке, бедняга тут же умер от разрыва сердца, так любил он свою дочь.

Ведьму похоронили, но ненадолго. Во время очередной пандемии, которая выкашивала во Фландрии новорожденных детей, по совету де Мавуази, Марию Магро вырыли из могилы, обезглавили, вбили ей в сердце осиновый кол и в довершение труп сожгли, лишив её вечной жизни.

Жан, сделавшись рыцарем, воевал с язычниками, и литовцы убили его каменным ядром в голову. Спаси, Господи, его душу, ибо всё брейгелеведение по сей день пребывает перед ним в неоплатном долгу.