
Когда-нибудь, очнувшись, Россия
воздвигнет ему памятник,
достойный его святой любви к родине.
Александр Куприн.
Перед расстрелом
Над Ушаковкой стыло утро.
В шинельках тонких мерз конвой.
Колючий снег стеклянной пудрой
Горел под бледною луной.
Немели пальцы на затворах,
Железу становясь под стать.
Слова скупые приговора
Взорвали божью благодать...
Вот пять минут – и даст отмашку
Рука, не дрогнув. Грянет залп...
Колчак в шинели нараспашку
Стоял, прищуривши глаза.
Он участь знал свою наверно –
Ни адвокатов, ни суда.
Смотрел спокойно, чуть надменно,
Как с высоты небес – звезда...
Он столько раз ходил по краю...
Ну, что ж – настал его черед.
Ах, если бы знал он, умирая,
Судьбу России наперед!..
Что ей сулит картавый гений,
Как разжиреет воронье...
Да он упал бы на колени
И помолился за нее!
Но губы (две сухие нити)
Шепнули: «Господи, спаси...»
Несостоявшийся правитель
Всея взбесившейся Руси.
Никем не понятый Мессия...
Качнулась черная вода...
Неблагодарная Россия
Спала, не ведая стыда...
***
Какая морозная даль
Сегодня дарована Богом!..
И вызвездил небо февраль
Над самым тюремным порогом.
И дышит свободою грудь,
Как парус, наполненный ветром.
И стелется, стелется путь
Дорожкой из лунного фетра.
Дорожкою в десять шагов –
До кромки, до черного края...
Туда, где за гладью снегов
Колышется призрачность рая.
Где время неспешно течет,
Где годы проходят не быстро...
И вечности дарит отсчет
Последний услышанный выстрел.
Простите своим палачам
Неправое, черное дело...
...А шуба упала с плеча,
И в небо душа отлетела
— Вы, надеюсь, кирилловец?