Хорошие мои, глухонемые,
из-за того, что вы не слышали меня
я думал, что не проживу и дня,
а прожил все свои превратности хромые.

И вот теперь у самых главных врат
стою, как все, ни беден, ни богат,
созданием позора и печали,
с глазами, что как сливы одичали.

Мы приходили, чтобы говорить,
и слушать ветер, и тоску любить,
но мы молчали в немоте и вслух,
и уходили в тополиный пух.

Прекрасные мои, кто вышел весь, -
наверно, смерть ему благая весть,
и галькою речной глядят его глаза,
когда земная близится гроза.

Но Ты, Господь, обиды повтори,
и пусть токуют снова глухари,
и только о себе волнуются, и дышат,
но краешком в судьбе твой голос слышат.