Игла

- На Теразе есть странное дерево, похожее на наш клен. Семена его напоминают шипы комнатного кактуса, только во много раз меньше самого крохотного из них и во столько же раз опасней, – объяснял мне Мацков, пока мы на такси добирались до медгородка по стоящему в пробках центру. Я резко оборвал его:

- Тебе русским языком назвали диагноз, по-простому: опухоль головного мозга, а ни что-то другое! – это раз. А два – если уж на то пошло, на кой черт тебя понесло на эту странную планету, посещать которую запрещено категорически? Острых впечатлений захотелось?

-Так сложились обстоятельства, – задумчиво пробурчал он в ответ и надолго замолчал.

Я не стал выяснять причину, по которой мой друг, командир межгалактического корабля «Игла» (ха, межгалактического! – едва выбрались за пределы Солнечной системы… Вот любим мы немножко приукрасить свои достижения. Да что там немножко – много, даже слишком!), принял необдуманное решение, повлекшее за собой столь печальные последствия. Он просил меня держать язык за зубами: никому ни слова о причинах опухоли. Причиной он считал семена того самого удивительного дерева.

- Понимаешь, Марк, я физически ощущаю, как они прорастают во мне.

Подобные рассуждения я принимал за больные фантазии повреждённого мозга моего друга.

Опухоль оказалась злокачественной, на самой последней-распоследней стадии, когда врачи опускают глаза в пол и молча разводят руками.

Мацков не унывал. Казалось, он даже испытывал какой-то нездоровый интерес – а что дальше? И странно, на боль он не жаловался, был в твердом уме и при ясной памяти. Глядя на него, я задавался вопросом, а не ошибается ли медицина – внешне вполне себе здоровый дядька. Но что бы я там ни считал, бросить друга в такой момент не мог, и теперь вынужден мотаться с ним по больницам и кофейням. Ближе к вечеру я привожу его домой, сдаю на руки жене, иногда остаюсь на два-три часа, ужинаю в кругу их семьи (сам Мацков, его одухотворенная Анита и сын Яков) и отвлекаю, так сказать, от мрачных мыслей.

Сегодня, вопреки сложившейся за последние месяцы традиции, шататься по городу Мацков не захотел, сказал, что есть разговор. Мы взяли такси, и, втиснувшись в миниатюрный кругляш, трассировали на ведомственную квартиру Мацкова (пилоты его ранга имеют особые привилегии).

Недолго повисев среди других шаров в пробке на Оперном проспекте, мы довольно быстро добрались до нужного места.

- Ну, шокируй, – попытался разрядить обстановку я, поскольку тяжёлая тишина слишком надолго повисла в огромном пространстве комнаты, где древний хай-тек гармонично соседствовал с янтарным мозгаутом.

- Ходить на прием в ЦЭТЭ больше не придется. Мой каюк движется к своей завершающей стадии.

- Это тебе доктора сказали? – я попытался съязвить, но ничего не получилось. На лицо сразу выплеснулись все мои эмоции, как происходит в момент, когда на человека неожиданно опрокидывают ушат с ледяной водой.

- Наши светила от медицины, разглядывая мой мозг через свои корпускуляры, удивляются как это я до сих пор не впал в кому. Не там ищут, смотри, — и он начал осторожно стягивать с себя футболку.

Сначала я ничего не заметил – накаченное здоровое тело космического бродяги. Мацков потребовал: смотри внимательно!

Я подошёл ближе, мысленно настраивая свои вживлённые линзы: кожа на груди, предплечьях и вдоль позвоночника моего друга была испещрена множеством мелких бугорков цвета черри, каждый из которых окружала микроскопическая сеточка того же цвета, растущая прямо на глазах.

- Не трожь! – неожиданно заорал Мацков и резко отскочил от меня, заметив, что я собрался поднести руку к его плечу. — Ты что, идиот? Это смертельно опасно!

- Но к врачам же ты ходишь…

- Пока я сидел в карантине и проходил комиссию, мое состояние было идеальным. Когда они начали спасать мою голову, тело чувствовало себя великолепно! Эта дрянь проявилась вчера. Никому из медиков я её не показывал. И не покажу.

- Но…-- хотел возразить я, но он перебил меня и начал говорить не останавливаясь, а я должен был улавливать в водопаде его слов доступный мне смысл.

- Ты не можешь себе представить, какой восторг я испытал, увидев великолепные, нет, офигительно прекрасные, нет, это всё не то - дико кайфовые сады Теразы!!! Она случайно попала в наше поле зрения. Сколько раз мы ходили этим маршрутом, никогда её не видели – блуждающая планета, к которой запрещено приближаться. На корабле создалась аварийная ситуация, мы могли не дотянуть до Земли, а тут как чёрт из табакерки она, эта соблазнительная Тера. Пока искали место для посадки, всюду видели лишь белую пену. Сначала думали – облака, а оказалось, что она в цвету! Вся планета в цвету! Ни запаха, ни звука, и в полном безмолвии – белые цветы наподобие земных лилий на высоких деревьях! Помнишь: увидеть Париж и умереть? Могу перефразировать: увидел сады Теразы – можно умирать, большего счастья в жизни ты не испытаешь! Я готов, понимаешь, Марк, готов! Но… хочу тебя попросить об одном одолжении.

- Слушаю, дружище.

- Я не удержался и снял защиту, чтобы дотронуться до дерева. Похоже, что семена чуждой для нас флоры засеяли мою кожу, а я, я – пилот высшей лиги! – завёз эту заразу на Землю.

Мацков нервно расхаживал по комнате:

- Нельзя допустить её распространения! Ни в коем случае нельзя! Сейчас во мне говорит не человек, желающий дожить до глубокой старости, во мне говорит спасатель. Марк, ты должен это остановить!

- Как ты себе сие представляешь? Каким образом стоматолог с государственным номером, при том в одиночку, способен защитить от гибели высокоразвитую цивилизацию? Если ты готов пожертвовать собой ради человечества, иди и сам сдайся космической полиции, – растерянно промямлил я.

Напряжение нарастало, мне вдруг нестерпимо захотелось уйти. Бежать, не оглядываясь. Покинуть место, где вызревает нечто страшное.

- Постой, Марк! Два момента, – почти кричал он, с жаром пытаясь убедить непонятливого собеседника, -- есть два момента, которые нам надо обговорить. Доложить, покаяться командованию Межгал – значит оставить без средств к существованию семью. А без меня они будут им жизненно – жизненно! – необходимы. Если я «сдамся», семью лишат не только почестей и привилегированного положения, её, в лучшем случае, переместят на второй круг и поселят в допотопный модерн. Аните придется искать работу, а Яков пойдет учиться в обычную школу в класс с тремя десятками невоспитанных головорезов. Это, повторяю, в лучшем случае! А могут вышвырнуть за третий, за четвертый круг — что с ними станет? Представляешь?!

Я представлял. Однажды, путешествуя по Вакапачи, я случайно отклонился от маршрута. Местность почему-то не охранялась, видимо, сканеры вышли из строя. Пройдя метров двести-триста по прямой, я натолкнулся на поляну с постройками странной конфигурации, среди которых копошилось множество нищих опустившихся существ, отдаленно напоминавших людей. То, что я там увидел, навсегда запечатлелось в памяти как страшный сон, неизменно заканчивающийся холодным потом и дрожью.

- Мацков, да не нагнетай ты, может, не так уж все и плохо? Тебя изолируют, чем-нибудь облучат, почистят… - у меня страшно разболелась голова.

- Поздно.

- Что будешь делать? -- я безысходно выдавил из груди оставшийся воздух.

- Делать должен не я, а ты. И я тебя, как друга, об этом настоятельно прошу, – он пронзил меня своим взглядом, его зрачки на долю секунды показались мне звериными, и я, как кролик перед удавом, затравленно пискнул:

- Что?

- Нельзя допустить, чтобы моё тело было погребено или, ещё хуже, оставлено в домашнем саркофаге. Ты должен его выкрасть и кремировать.

Я почувствовал, как к горлу предательски подкатила тошнота.

- Обещай мне, что ты это сделаешь, — он направил в мою сторону правую руку с нацеленным прямо в лоб указательным пальцем и повторил громко, отрывая один звук от другого, – т-ы-э-т-о-с-д-е-л-а-е-ш-ь!

Я виноват перед ним, сильно виноват. Видит Бог, я предпринял все, что мог, но Анита организовала такую оборону тела – муха поблизости не пролетит. Пять дней прошло после нашего разговора. На шестые сутки Мацкова не стало. Вот он был, а вот его нет. Произошедшее кажется мне нереальным. Большие ведомственные почести были оказаны закрытому ящику из красного дерева, в котором, однозначно и бесповоротно, лежал еще совсем недавно прожигавший меня космическим ядерным взглядом мой друг.

Я попытался поговорить с Анитой об истинной причине смерти её мужа, но она не захотела слушать и прогнала меня вон. Позже мне удалось узнать, что тело предали земле в одном из красивейших мест на огромной территории ботанического сада, принадлежащего усадьбе Мацковых.

Прошло около десяти лет. За это время, вопреки прогнозам Мацкова, ничего с человечеством не случилось.

Сегодня я иду навестить его семью и поклониться последнему пристанищу моего несчастного друга.

Анита изменилась: потеряла прежнюю осанку, движения её стали медлительными и угловатыми, взгляд поблек…Мне захотелось увидеть уже возмужавшего Якова.

- Идёмте, Марк, – позвала она, и глаза её засветились прежними воодушевлением и радостью. – Ежедневно в этот час он навещает могилу отца. Идёмте, идёмте скорей, я покажу вам настоящее чудо!

По ухоженному и цветущему саду мы вышли к небольшому пруду, в прошлом любимому месту отдыха Мацкова. Неописуемый ужас пронзил моё тело и пригвоздил его к земле – на противоположном берегу пруда, нежно отражаясь в прозрачной водной глади, стояло необыкновенной красоты дерево.

- Десять лет – невероятно короткий срок для того, чтобы из тонкого росточка, пробившегося из-под земли, выросло такое мощное растение. Но я догадалась – это же не просто дерево, это Мацков! Мой Мацков! Он не смог оставить меня одну надолго. Нынче весной дерево впервые зацвело. С нетерпением жду плодов, – произнося эти слова, Анита неосознанно прижимала руки к груди и с восхищением смотрела на усыпанные лилиями ветви, не подозревая что перед ней не растение, а будущий межгалактический завоеватель.

Неподалеку от дерева располагалась скамейка, установленная там ещё руками мастеровитого Мацкова. На ней в задумчивости сидел его сын Яков. Увидев нас, юноша приветственно помахал рукой.

Вечерний бриз долетал до сада и легко скользил по листьям и цветам. Я с ватной обреченностью смотрел, как миллионы, а может быть, миллиарды микроскопических игл искрятся в лучах заходящего солнца, оседают на кудрявую голову Мацкова-младшего, неслышно проникают в улыбающиеся глаза Аниты, заполняют мои лёгкие и медленно разлетаются во все стороны.