Смерть Мандельштама

Дата: 16-01-2023 | 00:51:23


Последний эллино-христианский поэт умирал, как и подобает последнему христианину, – с верой в воскресение мертвых и, как пристало последнему эллину, - с привкусом сладости на спекшихся губах. Вкус цикуты и вкус сахара – столь любимого Мандельштамом, в эти мгновения смерти соединил последнего свободного эллина и последнего свободного поэта. Кривая насмешка эпохи афинского демоса и суровый прищур эпохи советского плебса, сладость и смерть, имя и лик у краев выгребной лагерной ямы.
Ныне несть ни эллина, ни христианина – мы, потомки демоса и плебса, света и шумных крестьянских сходок, – и слова, сказанные столь всерьез, что за ними должна была последовать смерть, – стали всего лишь цитатами в многочисленных трудах всевозможных ведов.
Можно ли, не будучи ни эллином, ни христианином, понимать того, кто ради эллинства и христианства умер?
Умирает ли исследователь поэзии, как умирает поэт и как умирает, оставаясь в своем непрекратимом выкрике непонятой поэзия? Бьется в руках опытного птицелова, - и задыхается, не умея вылететь в небо.
Что мы можем сказать о слове того, кто видел основу слова в Слове и в теле, подсвеченном и пронизанном огнем дельфийских алтарей? Сама интуиция Мандельштама, противостояние миру подмены, миру приблизительности делали его изгоем, отщепенцем в народной семье, и тяга к семье, изгнавшей своего короля Лира, и лира в руках у короля, изгнанного семьей, – вот конфликт, не снимаемый никакой рациональностью.
Мы знаем его как уровень, как высшую планку поэзии – но что более противоположно и планке, и иерархии, чем путь по лезвию границы – между эпохами и словами, нормами и безумием. Как измерять отсутствие меры? И как отмерить меру неизмеряемого?
Дело не в ошибках прочтения или неумении анализировать. Дело ровно в обратном – в умении анализировать и наличии прочтений. Но Мандельштам не писал стихов.
Он жил стихами и поэтому желающий понять его последнесть, изгойство – должен уйти из мира анализа и понимания в мир целостности – тот самый, в который возвращается слово, сливаясь с первоосновой жизни.
Скажу еще резче – Мандельштамом можно лишь жить: в том же тонусе, с той же нотой последнего стояния, и нет ничего более чуждого Мандельштаму, чем конференция памяти Мандельштама или конкурс имени Мандельштама.
Может ли быть конкурс между жизнью и смертью, свободой и рабством?
Жизнь может комментировать лишь равная ей – смерть. И смерть понимается лишь как звено в цепи жизни, о чем говорил еще молодой поэт, но о чем забыло уже немолодое время оценок.
Мир, воспетый Мандельштамом, – от теннисных кортов и красного вина, через римские вигилии и скошенный временем каблук – предметность и вещественность столь же эллинская, сколь и вневременная. Смерть вещей есть смерть и мира, заполненного вещами, но воскресение мира еще не есть воскресение вещей.
Чтобы вещи и мир жили, слово и имя, энергия и сущность вновь должны соединиться в усилии жизни, то есть в усилии поэзии, как целеполагания жизни. Поэзии не в смысле написанных текстов, но в смысле творчества, которое одно лишь сохраняет в раковине шум океана.




Александр Закуренко, 2023

Сертификат Поэзия.ру: серия 906 № 172559 от 16.01.2023

5 | 20 | 957 | 30.11.2024. 09:47:13

Произведение оценили (+): ["Александр Питиримов", "Ольга Пахомова-Скрипалёва ", "Елена Ханова", "Игнат Колесник"]

Произведение оценили (-): ["Алексей Борычев"]


спасибо! 
редко у кого получается говорить о глубоком и страшном
у Вас получилось, искренне и сильно  
"Бьется в руках опытного птицелова, и задыхается, не умея вылететь в небо"...
на все сказанное и не сказанное нами ОМ уже ответил:
Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!» — сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди!
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади...

Спасибо. Об этом стихотворении много написано, но, как мне кажется, некоторые образы  в нем все же не понятны. Как читателю, так и исследователям. Все никак не сяду написать статью об этом стихотворении. Но сразу же скажу, что в нем чрезвычайна важна связь с вопросами имяславия, с философией имени, и с философией Канта в интерпретации Эрна. Все эти мотивы я готов доказать, но, повторяю, это большая статья.. 

"об этом стихотворении":
люди они такие люди) мы концептуализируем то, что просто не может существовать в клетке концепций,
мало кому хватает храбрости остаться с туманом и пустой клеткой
цепляясь за имена мы цепляемся за иллюзию контроля, пытаемся ухватить бога за бороду
и даже запрет на произнесение имени бога никого не останавливает) разве что восточное "ты есть То" свободно от идеи использовать Имя для человеческих нужд... а ведь на этом едва ли не все религии построены
для меня стихотворение ОМ о состоянии за пределами концепций, которое... ладно, меня эта тема сильно цепляет, не стану испытывать Ваше терпение)  будет оч. интересно прочитать Вашу статью 

Я совсем не буду возражать - потому что стихотворение всегда - если это поэзия, а не набор формальных приемов или скучная моралистика - за пределами. Тут вопрос в другом. Е. Рейн очень точно определил, почему считает Манедльштама величайшим поэтом 20 века. "Скорость поэтического мышления" - то есть сопряжение разнородных мотивов, элементов, реальности и метафизики, артефактов и историософии. Невозможность произнести Имя Божье - один из важнейших мотивов от споров гностиков и каппадокийцев, еще со времен Вселенских Соборов, затем в средневековой западной схоластике и православной апофатической мысли. Но именно Кант вроде бы "снял" проблему именования неименуемого - просто разграничив априорные понятия и постаприорные. Но как раз такой рациональный подход  и вызвал гнев у Эрна, С. Булгакова, Флоренского, Карсавина  итд. А Мандельштам прямо в своем докладе на заседании Религиозно-Философского общества разделяет клеть кантовских категорий и свободное радостное служение Христу. Потому  в таком маленьком стихотворении поэт сопрягает несколько важнейших мотивов: природы имени, природы языка, свободы и поэзии, культуры и Божественного присутствия в мире. Ведь пустая клетка позади - это и грудная клетка, и клетка для птиц, но  и мир рациональных категорий, рассекающих целостность языка   и человека, Бога и мира.

привет!

вместо «мир рациональных категорий» я использовал выражение «клетка концепций»

разницы не вижу

мой коммент именно об этом)

Ну да. Я так  и понял. Просто я уточнил, каково происхождение образа - пустая клетка.

Прекрасно сказано. Ещё раз поймала себя на том, что читая Вас, не только открываешь для себя новое, но и получаешь эстетическое удовольствие от подачи материала. Несколько раз возвращалась по ссылке на тему о Булгакове. Спасибо Вам, Александр )

Спасибо, Елена. У этого текста есть своя маленькая история, скорее, смешная, чем поучительная. 

 Мне очень близки, Александр, мысли Вашего эссе.
Умирает ли исследователь поэзии (,) как умирает поэт [и как умирает], оставаясь в своем непрекратимом выкрике непонятой поэзии?
Как измерять отсутствие меры? И как отмерить меру неизмеряемого?
 И я задаюсь этими вопросами. И, конечно, только вечер памяти, поминальная трапеза, но не конференция со всеми этими "генезисами" и прочим препарированием живой трагедии, что суть спекулятивные терминологические ухищрения словесности.
У Шмемана очень точно - о принадлежности Мандельштама русской культуре. 
Да, Мандельштамом можно только жить.
 Какой замечательный памятник ему в Воронеже! И бюст работы Шаховского в Москве! Другой, но тоже -  с лицом к небу.
 Пройдитесь по тексту, есть опечатки, немного,  и по пунктуации..
 С благодарностью за память...

Доброго времени, Ольга.
Не будем беспокоить Александра.
Он действительно достойно пишет.
Но вот что поразительно ( это я Вам как редактору).
Мне часто в различных мемуарах встречались имена авторов Века серебра. Как редакторов, которым начинающие шли показать свои первые опыты.
Дальше - как под копирку - чудовищная отповедь полуправды. Из ходивших к Мандельштаму никто поэтом не становился. Кто-то состоялся в театре, кино и т.д. В Поэзии - никто. 
А это были поголовно ребята любившие их и молящиеся на них. Талантливые, как показало время.
Конечно, бывало и хуже.. Иные и присваивали походя.
Однако они все, кажется, полагали, что Поэзия закончится на них. И не объясняли - почему...

Доброго вечера, Владислав. Разве я побеспокоила Александра?

 Вот и я отвечаю с запозданием. Время у нас сейчас такое сгущенное. Рождество, Святки, Богоявление. Как правило, в праздники времени нет совсем...

 Я редактор портала. И действую в рамках его правил (стараюсь). Другая ипостась - профессиональная,  редактирую тексты, но это всегда тесное  взаимодействие автора и редактора. Т.е. конкретно я могу ответить на вопросы, касающиеся сайта или книги, над которой сейчас работаю. 

 Какие редакторы и какие авторы? Можно поконкретнее, чтобы я понимала, о чем речь.  Кто они?  Кто хуже и что присваивали? Кто полагал, что на них поэзия закончится? Мне думается, что поэт (если он поэт) не мыслит в категориях такого соотнесения. Он просто живет и пишет, потому что это ему соприродно. Птица поет самозабвенно. Ее можно убить, но это не отменит факта ее прекрасного пения. Он уже состоялся.

 Только догадываясь о том, что Вы имели в виду, отвечаю.

Поэт становится поэтом при рождении. Он может даже десятилетия не знать об этом, но если личной похабной жизнью не убьет свой дар, то дар пробьется. Никакие редакторы, официоз или друзья - состудийные, сожурнальные и пр. не могут повлиять на этот первоначальный замысел - его как поэта. Только он сам. Работая, развиваясь, охраняя свой голос. Или - уловленный миром - его теряя ("Мир ловил меня и не поймал", помните?).  Ну и по промыслу ему посылаются (или не посылаются) - человек, испытание, человек как испытание и пр.

 К мемуарам об авторе я отношусь как к чему-то факультативному. Нужно читать автора. Дневники и письма.  А если один напишет одно (субъективно, исходя из опыта общения), другой - другое (с чьих-то слов, подглядываний в замочную), где эта правда? "Правда только в качании веток на фоне неба".

 Поэзию Мандельшатама я просто люблю, мне понятен этот язык и этот (условно говоря) способ проговаривания сути вещей. Кто-то любит другого поэта и его способ постижения мира. Не возбраняется (надеюсь, мы говорим о поэзии). А любовь - это высшая степень свободы, не так ли?

У меня есть книга "Новые имена Москвы" - поэзия детей и подростков (от 10 до 19 лет). Выпущенная Международным благотворительным фондом "Новые имена" в 2001 году. Редколлегия достойнейшая. Отличное издание! 43 юных автора. Стихи большей частью превосходные с т.з. версификации. Уровень некоторых произведений - поинтереснее иных наших сайтовских. Кто из них стал поэтом? Возможно, я не так хорошо знаю литпроцесс... Но из 43 авторов я знаю, что сейчас публикуется Лев Оборин и еще имя было на слуху - Павел Черемисин.

 Остальные - просто талантливые во всем - стали программистами, врачами, педагогами и пр. и реализовали себя, думаю, вполне успешно как специалисты.... А всем был дан отличный старт. )

Доброго вечера, Ольга.
Это я досаждаю пустяками.
Есть две крайности в отношениях Автора и Редактора.
"...Я думаю, моя тетка была хорошим редактором. Так мне говорили писатели, которых она редактировала. Хотя я не совсем понимаю, зачем редактор нужен вообще.

Если писатель хороший, редактор вроде бы не требуется. Если плохой, то редактор его не спасет. По-моему, это совершенно ясно..."

Это Довлатов.

Другая - стандартная отповедь маститого Автора-редактора (литературного чиновника) существующая со времён Мандельштама и Пастернака.. И отсюда - переход к "моему товарищу", автору поэмы:

- Хорошо, что он в университете, ваш приятель. Наука, она не так лжет, как артист. Если товарищ ваш ждет моих советов, то передайте ему: пусть оставит мысль о Литературном институте. Этот институт - вздорная и вредная затея. Можно научить чему угодно, но только не литературе... Он у вас кем станет, когда получит диплом?

- Учителем, кем же еще. 

 - Учителем был и Гегель. Чехов был врачом. Специальность - великое дело. Она дает независимость. Как я мечтаю хоть полгода не зависеть от журналов и издательств. Будь у меня еще другая профессия, я был бы счастливым человеком. Ни от кого не зависеть, писать стихи для себя и для трех друзей...

Это из "Записок последнего сценариста" Анатолия Гребнева. Мандельштама разыскивать по шкафам не буду (большой завал)... Поверьте - о нём ровно то же.

Московский детский сборник - немного иное. 

О питерском я не слышал.

Мемуары об Авторе объективно честнее авторских мемуаров. А если их перечитано изрядно - некий пазл складывается. Всё объективное складывается из субъективного...

Правда - бывают талантливые во всём?... Я не встречал.

Ни разу.

Можно не отвечать, Ольга. Это пустяшное. Руки шаловливые.

Почти все хорошие поэты имели профессию. Не учились в Литературном. И напротив - из Литературного зачастую выходят нелитераторы.
 Тут нужно разграничить редактуру поэзии и прозы. Поэзии - нужен, м.б., только корректор. А вот прозе глаз редакторский нужен. Но редактор, который не понимает автора, не владеет его материалом, может ему сильно навредить.
Мне когда-то преподал блестящие уроки умной редактуры Виктор Петрович Голышев, когда мы выпускали сборник статей Оруэлла к 100-летию со д.р. Мне очень везло на учителей. И В.П. - просто подарок, человек полифонического мастерства. Сейчас вспоминаю и улыбаюсь, как с ним было интересно! Отличным редактором, понимающим и любящим поэзию, была Марина Андреевна Журинская, гл. ред. журнала "Альфа и Омега". Царствие ей Небесное. И еще ряд удивительных людей..
Довлатов прав. Редактор может помочь,  когда, допустим, редактирует самобытную непрофессиональную прозу. У него две задачи: фактология и корректура. Все, что касается стиля (не в смысле нарушения норм), - прерогатива автора. Но это звучит несколько абстрактно. Чудовищное редакторское вторжение (узость мышления, когда буква мертвит дух) тоже имеет место быть.
 А бывают такие редакторы, что фактически из авторского хилого скелета создают здоровое тело произведения  О литературных неграх поговорим в след. раз..
 К слову сказать, пишущий так или иначе осваивает профессию - критика, обозревателя и пр.
 Не поняла этой фразы о М. "Поверьте - о нём ровно то же.."
 Талантливые во всем, конечно, избыточно  сказано об этих молодых ребятах, подразумевалось:  и в стихосложении, и в профессии. 
Нулевые - это был огромный подъем и прекрасные проекты, встречи, выступления, лит. салоны, квартирники  (речь о Москве). Книгу мне подарила (в те годы) руководитель студии и замечательный поэт Ирина Суглобова.

 

Ух - и о неграх...
Ровно то же - это редакторская стандартная отповедь.
Вы же, полагаю, знаете - мы на П.ру собираемся сегодняшнюю поэзию обсуждать. 
Как дилетант, я естественно сомневаюсь в правомерности участия.
Спасибо, Ольга.

Отповедь кому, конкретно - это важно.  Мандельштам был живой человек, а тогда еще и молодой. Симпатии-антипатии, неведомые нам интуиции, завышенная планка, страстность. А объективности нет. Откуда же?
 Человек меняется. Сам себя опровергает, а жизнью оправдывает. И при чтении мемуаров пазлы складываются по нашей прихоти. Мы ведь что-то свое проецируем...
 Обсуждать, не знаю... помогать в настройке. Ошибаться и приобретать опыт, даже болезненный. 
 И Вам спасибо, Владислав.

Добрый день, Владислав. Уровень поэта совсем не измеряется наличием у него последователей или учеников. Но ради исторической правды, одного имени Арсения Тарковского достаточно, чтобы считать Мандельштама еще и выдающимся учителем поэзии. А вообще Мандельштам, Гумилев, Ахматова дали совершенно новый тип поэтики (названный впоследствии исследователями "семантической поэтикой") - и учениками этой поэтики являются десятки прекрасных поэтов. Более того, я бы сказал, что из всех направлений начала века - именно акмеистическая поэтика оказалась наиболее плодотворной для развития поэтического языка, метафоры, шире, - тропики.

Добрый день, Александр.
Интересно у Вас. Я не знаю - есть ли у поэта уровень.
Что-то поверяется временем. Что-то социумным брожением. Что-то определяется властным заказом и тиражом. Едва ли озадаченными структурным анализом.
Крохотный стишок забытого автора может жить веками.
Вы же знаете - и семантическая поэтика однажды стала никому не нужна. Независимо от имени и положения. 
В роковые минуты читатель потянулся за томиком Мирры Лохвицкой. А Серебряный Век разлетелся на осколки. Вдруг стали не нужны. Все - никому. 
Ну, не написала бы Лиля Сталину письмо о наследии Маяковского...
Стоял бы он на площадях...
А затем Век вернулся. Или был возвращён.
Любого значительного автора можно называть учителем. Если есть последователи, если он любим.
Можно двигаться по любви. Разные Авторы,стили, формы... Это не учёба. Но тоже хорошо.
Ученики... Ученик от самоучки отличается скоростью взросления. Потому что не занят самостоятельным хаотическим погружением в материал. Понятно - каждый автор пользовался оставленным наследием. Редактор - не педагог.
Это прежде всего свободный доступ в предложении.
Вы, положим, можете предложить рукопись издательству. Никому не известный автор - никому не нужен. Если это не так - я могу показать, как выглядят предложения от издательств не раскрученному автору. Я их давно не читаю.
Как прежде - казённые письма давно я рву, ни секунды не тратя...
Я к чему.. Организация творческого пространства - дело государственное. По сути.
Мы же не подвергаем сомнениям значение языка для культуры. Значение слова.
Дальше совсем просто. Деградирующий язык - следствие властного отношения. Результат многолетнего уничижения. 
И редактор, не заинтересованный в поиске новизны -
не последний виновник. И литературные отделы в театрах, давно заколоченные крест-  накрест..
И кумовство. И бюджетно-откатное распределение.
И прочее-прочее... И Слово, отправленное на рынок.
Путано наговорил. Понятно, оптимизм - оптимальное отношение ко всякой деятельности. 
Только я не вижу никаких оснований..
Благодарно, В.К.

Собственно, Владислав, тут особо возразить нечему. Да  и незачем. Хотя о редакторах я в своем эсе не писал ни слова. 

Спасибо, Ольга. Только смог прочитать Ваши комментарии, времени нет вообще. Да.  С редактурой посмотрю, вопрос - когда. Этот текст - письмо в редакцию "Нового мира", которое в силу ряда причин превратилось в эссе, причем стало победителем конкурса эссе о Мандельштаме, что явно противоречит смыслу письма.