Говорит мне: "Подвинься…" и мой занимает стул,

принимает серьёзный вид, деловито пишет…
Я смотрю удивлённо: растрёпан, небрит, сутул,
не мальчишка давно и веса чуток излишек…
Как он только летает? Пропеллеры? Парашют?
Ничего не заметив, роняю: "Ты правда…Ангел?".
Он обиженно хмыкнув, сверяет с два-Гис маршрут,
улыбается нагло,
мол, примите под роспись, любите таким, как есть.
"Чаю будешь, Хранитель?". На время бросает гаджет.
(Неудачная шутка? Коварная чья-то месть?…
Ворошу варианты…). Он блинчик вареньем мажет.
Произносит: "Ты это, жалуйся, если что,
подсоблю, чем умею, приставлен к тебе за этим".
Умиляет донельзя его благосклонный тон –
снисходительное терпение к малолетним.

Не ругаться же с ним. Всё меньше гора конфет,
рядом ворох обёрток. Повторно наполнен чайник.
И чему удивляться, привыкшей к заботам мне,
"чудо в перьях" доверено небом едва ль случайно.
И теперь мы с ним рядом. И кто из нас кем храним?
Но когда мне дождливо, он молча умеет слушать.
Раскрывая с поломанной спицей узорный нимб,
бережёт, как зеницу и следом бредёт по лужам…

02.11.20.