За неделю до предполагаемого Крыма – прогноз, как водится, удручил. Пятнадцать градусов тепла и дожди… Бархатным сезоном и не пахнет. А душа-то, душа просила наивных пляжных шалостей, солнца в лоб, того самого.

Ласточкино гнездо, стало быть, – в пролёте. Вместе с Ливадийским дворцом, ялтинским чеховским домиком, массандровскими винами  и  татарскими чебуреками – всё мимо, мимо, мимо.

А вот горящие путевки конца сентября – жгли, да. Жгли воображение. И денежки, отложенные было на Крым, совершили, минуя, так сказать, российский бюджет, непатриотичный финт-прыжок – южнее. На туреччину. Куда ж еще.

Едем, значит, на Эгейское море. В Мармарис. Городок, название коего, по легенде старинной, произошло от фразы Сулеймана Великолепного, невзлюбившего крепость местную: «Мимáры ас!» – что значило, будто бы, «Повесить строителя!». Вот так. История – она всегда с подтекстом, с угрозой.

Эпоха же коронавирусная добавила нам, путешественникам, бумажной суеты изрядно. Справки, анализы, коды… Собрали наконец. Слава богу. Осталось лишь – чемодан.

Вещи у нас собирает, по обыкновению, Наташка. Я бы, конечно, обошелся рюкзачком: шорты, гавайка (старая, любимая), вьетнамки, айпад. И – всё. Сущность отпускного счастья, казалось бы, исчерпана. Но нет.

Наташка же – непременно должна прихватить всякой… всячины. Не дряни, нет (хотя и это слово вертелось на языке), но именно всячины. Дюжину кремов (лицо, тело, загар, против загара – система!), шампуни, гели (душ без геля – не душ!), расчёсочки специальные, пилочки, заколочки… Не говоря уж о шмотье. Одежде, то есть. Красивой, но для недельного прозябания на югах – решительно необязательной.

Спорить? Бесполезно. Себе дороже, как говорится. Да и – двадцатикилограммовый предел возможного висел дамокловым мечом над нашим багажом.

Ну, напихала Наташка в чемодан всё задуманное. Поставила на напольные весы. Проверить – уложилась ли? Взглянула – и ужаснулась. Ровно двадцать пять. Пять кило – лишних!

«Давай, – говорит, – в твой рюкзак  кроссовки переложим. И щипцы для волос». Переложила. «Всё равно много, – вздохнула. – Много-много сокращать надо».

И начались страшно-женские муки выбора. Изымет, например, вторые джинсы. Взвесит на руке. Вздохнет трагически. Положит обратно. То же – с юбкой зеленой. Катарсис какой-то. И вдруг – зловеще так, глядя мимо: «Саня… мы оставляем дома твою резиновую грелку».

А у меня, знаете ли, бок по ночам ноет… Грелка в такие моменты – лучше любой  женщины! Истина последней инстанции! «Ты чего?! – вскипаю. – На святое покусилась!»

Подхожу к чемодану. Приподнимаю. Вроде… и не тянет он на двадцать пять. Не верю. «Может, – говорю, – весы врут? Надо проверить… на себе».

Встаю. Мои честные восемьдесят килограммов – на месте. Решил, для смеху (и чтобы Наташку взбодрить), взвеситься вместе с чемоданом. Встал. Смотрю на шкалу… Восемьдесят девять! Нас двоих! То есть – меня и чемодана! Что за чертовщина? Не иначе – мистика какая-то…

А Наташка, серьезно так: «Ты его неправильно держишь, вот он у тебя легче и кажется. Держи перпендикулярно. Четко».

Стал я разглядывать весы внимательней. Ага… Две шкалы. Ближняя – в килограммах, привычных. А дальняя – в фунтах. И чемодан-то наш, пухлый, габаритный, когда Наташка его водружала – как раз нужную шкалу и заслонял собою. Видна была лишь вторая. Фунтовая.

Наташка… как обрадовалась! Оказывается, она, по скромности своей, вещей-то недоложила! Сущая малость! Еще бы – недогруз! Абсурд, да. Фунт абсурда на весах бытия. Или – килограмм? Кто их разберет теперь.