... Господа, чур только между нами...

Он пришёл  в рубахе с  васильками, 

опоясанной малиновым шнурком.

Всё   пошло в тот вечер кувырком.

Хрумкал цианидные  эклеры,

запивал отравленной мадерой,

вроде, должен сдохнуть - чёрта с два,

разрумянился и опьянел едва,

угнездился подле самовара,

и романсы слушал под гитару.

Не хватало тут ещё цыган.

Драма превращалась в балаган.

А Юсупов, растерявшись, пел,

злился, благородно свирепел,

да и выстрелил. 

О, господи, убили!

Тело увезём в автомобиле.

Ожил??? 

Пуришкевич бахнул в спину.

До чего живучая скотина!

Всё к царю пиявился,  холоп,

вот от Рейнера тебе контрольный в лоб

из армейского карающего Webley.

Освальд, ну давай стреляй, не  медли!

(- Неужели из любви к России?

- Князь, ну Вы же сами попросили).

А Юсупов, ярость ублажив,    

старцу морду гирей  размозжил,  

чтобы больше не любили девки.

Тело выловили утром в Малой Невке

у моста, где плавала галоша.

Разве злой мог врачевать Алёшу.