Пикассо. Пряный свет, без рамы и окна.
Свирели, пастухи, задумчивые фавны
и нимфы у реки, распутно благонравны,
и каждая, как мысль, одна в другой видна.

Цвели мои глаза, как омуты без дна,
я чувствовал собой преображенье Дафны
и шелест белых рук, пока они, бесправны
в гуашевой ночи, сгорали дочерна.

Скользили, как резец, по детству моему
бескрылый Аполлон в уже земном наитьи,
кудрявый Минотавр, бегущий от слепней –

те образы души, протянутой во тьму,
крупнеют и звенят, как бусины на нити,
почти уже земли касаясь вместе с ней.