Материнская линия

Слово о тебе

Свет памяти станет дымом, последней земной усладой,

а сердце находит слово, то слово, в котором мы

особенно уязвимы для колкости или взгляда,

в попытке, увы, не новой, – продлиться за гранью тьмы.

 

Кто ты, я пока не знаю… Но если ты вдруг захочешь,

глазами взглянуть моими, то стану я молодой.

Недремлющая земная душа обретает очи,

когда вспоминает имя, которое было до.

 

 Торопишься жить, я верю… я тоже рвалась из дома.

Кому оно интересно – о старых дровах весной?

Я видела ближний берег, исхоженный и знакомый,

и было мне так же пресно все бывшее не со мной.

 

И слушала я вполуха, и знала, что завтра – вечно,

а завтра я все успею, и время найдет меня.

Но время простится сухо и запросто с первым встречным

уйдет и забудет, где я жила, для него храня

 

лоскутную память детства и голос невозвратимых,

затянутость в этой теме заведомо не любя…

Без пафоса и эстетства тебе, Проходящий Мимо,

спасибо за то, что время мое обрело тебя.

 

Сёстры

 

Бенигда, Матильда, Колетта, и младшая Бронислава –

четыре сестры могли бы украсить такой сюжет,

где каждая буква спета рекой золотым купавам,

как утренняя молитва, разбуженная чуть свет…

 

Беспамятные потомки под ретушью фотофактов

не смогут найти чудное название той земли,

где вышитую котомку судьба развязала как-то,

и поле взошло льняное, а девочек нарекли

 

звучащими так органно певучими именами,

для вольной счастливой доли в краю, где земля роднит…

Бессмысленно и нежданно в бездонной всеядной яме

пропали костел, и поле, и весь домотканый быт.

 

Чисты и прозрачны лики, поджатые губы тонки,

блуждает от фото к фото прямой напряженный взгляд.

Беспомощность повилики растоптана в дикой гонке,

эпоха вошла в охоту, и поздно смотреть назад,

 

туда, где с утра до ночи вы пряли, вязали, ткали

приданое летним зорям и снежному Рождеству.

Про судьбы кулацких дочек вы знали тогда едва ли,

но вас проморгало горе, поэтому я живу.

 

Вы избраны, не иначе, коль выжили в этой жути.

Просватаны отчей волей, расчетливо спасены,

невесты уже не плачут, едва избежав по сути

суда перекатной голи, дорвавшейся до страны.

 

Бенигда, Матильда, Колетта, и младшая Бронислава –

девичий венок на ветке над мутной рекой времен,

разбросанные по свету потрепанной жизни главы,

приблуды в семье советской с легендой своих имен.

 

От Франца и Казимиры, вам жизнь подаривших дважды,

остались лишь эти звуки, как музыки позвонки,

да памяти черной дыры загонопослушных граждан,

и почерка закорюки в зачеркнутом “Соловки”.

 

Бенигда

 

Бенигда… как будто камень, в колодец пустой упавший.

То имя, я сердцем вижу, сияет во тьме со дна.

С натруженными руками, со взглядом в сиротстве старшей,

рожденная, чтобы выжить в периметре, где война

 

рвалась за пределы зверства и ужасом самых кротких

кормила печные трубы, коптившие солнца диск.

Над смертной тоской разверстой, на скользкой от крови тропке

ты выстоишь, стиснув зубы, сама себе обелиск,

 

с осанкой тех самых женщин, царивших и в рабской доле,

принявшая вдовью метку от черного воронка.

На сердце засов скрежещет от въедливой горькой соли,

и слезы в подойник – вместо сбежавшего молока.

 

 Но ты изжила те слезы, детей сберегла от лиха,

в земле горевой поруки их вымолив у огня.

Не выла, не билась оземь, навек расставались тихо,

и не говорит по-русски невиданная родня.

 

С красавицей дочкой старшей увидишься лишь однажды,

но будешь гордиться ею, нашедшей любовь в аду –

с весенним победным маршем не вышла навстречу нашим,

Бог с нею, и ей виднее… Любовь отведет беду.

 

Разлука не горше смерти, была бы жива-здорова,

из лагерного барака все выходы в рай ведут.

Из братской страны конверты окольным путем почтовым,

минуя кордоны страха, не все, но тебя найдут.

 

О сыне твоем – ни слова, забудь, и считай, что не был,

кому он служил и где он – уж лучше не знать совсем.

По слухам, родился снова под синим канадским небом,

навеки закрыта тема, пропавший и глух, и нем.

 

Две младшие будут рядом, земля заживет, задышит,

ты ей берегиней станешь до самых последних дней.

Твой домик с зеленым садом и аистами над крышей

невольно повенчан с тайной прихода души моей.

 

Матильда

 

Матильда… Благочестиво целует волан запястье,

а имя певучим слогом ласкает язык и слух.

Была ли ты с ним счастливой, когда всенародной властью

тебе упразднили Бога, и стал он к молитвам глух.

 

Затворница коммуналки, скупые картинки в польском,

пропахшем бумажным тленом молитвенном букваре,

была ты смешной и жалкой… Прости меня, Матка Боска,

безбожники юной смены готовились на костре.

 

С порога рубил цыпленок идейную правду-матку,

Навязывал безобидной невольнице небылиц

усвоенные с пеленок понятия и команды,

речевки вождей и быдла, занудство передовиц.

 

Светало неторопливо… закрадывались картинки

в сознание пионерки – поборницы боганет.

Вот сад, где молчат оливы, и светятся все песчинки…

Здесь смерть перед светом меркнет. Я вспомнила этот свет.

Я знала совсем немного о жизни твоей бесцветной,

но сдвинулось в мире что-то в тени твоего угла,

когда, допуская Бога в послании безответном,

я, переходя на шепот, к себе, наконец, пришла.

 

Колетта

 

Колетта… Дрожащий локон, в буфете зеркальный зайчик.

Не радует свадьбы дата, нет времени на испуг, –

заложница продналога, замужеством обозначен

твой малоимущий статус, и мелом очерчен круг.

 

Отродье семьи кулацкой, обучена с малолетства

основам земного быта, искусству домашних фей.

Не молод, не мил, не ласков… но сетовать бесполезно –

не сослана, не убита, не хуже, чем у людей.

 

В награду ли, в утешенье твой первенец? Нет, не сможешь

вопросом уже задаться ты, взятая на измор.

А замерший без движенья малыш с обожженной кожей –

издержка рекомендаций, убийственный недосмотр.

 

Не знаю, о чем просила над вечным его покоем,

как ты обретала снова дыханье и крови ток.

Как девочку ты носила, что думала, и какое,

ночами шептала слово ей в шелковый завиток?

 

Не знаю, и дай мне Боже, вовеки не знать об этом,

как ты не ушла за нею, ведь кукольный гробик тот

безбожен. Так быть не может! За что? Но не жди ответа!

И ангел лицом чернеет, и воем разорван рот.

 

Однажды твой ангел бледный утешится и вернется,

а третья попытка станет последней, и в свой черед

в измученной жизни бедной появится смысл, и солнце

пробьется к тебе сквозь ставни, и девочка не умрет…

 

Мирилась с суровым мужем, пугавшим меня до дрожи,

в бревенчатом доме старом, не жалуясь, не кляня.

В трудах и других не хуже, твой век на миру был прожит,

и в доме твоем недаром годами жила родня.

 

Со мною четыре года бездомные мама с папой

в углу за условной ширмой ютились в твоих стенах.

Я помню крыльцо у входа и кислый сарайный запах,

когда со двора пошире откроется дверь в сенях…

Хозяюшка-мастерица, мне снятся в муке ладони,

а лето в последней трети малиной начинено.

Пусть там тебе отворится окошко в небесном доме,

и будут живыми дети, и шепчут сады в окно.

 

Бронислава

 

Четвертая – Бронислава, родившаяся в рубашке…

Меньшую не спрячешь замуж, приходится брать с собой.

Идут на восток составы, чадят на пустые пашни.

Вагон заскулил и замер, пропажу проспал конвой.

 

Из всех четырех последней ты видела маму с папой,

и мне уже не случится тебя расспросить о них.

В слезах незаметно слезешь, – товарный идет на запад,

в рубашке легко родиться, остаться сумей в живых.

 

Ты будешь везучей самой, товарный до Ленинграда

доставит, но знай и помни: молчание – это жизнь!

Про ссылку и все, что c нами, – ни слова, живи у брата,

Господь тебе, детка, в помощь, будь умницей и держись!

 

А дальше – как в довоенном кино, где Любовь Орлова,

а может, и не Орлова… Но все-таки, как в кино,

выходит любовь на сцену – в погонах, бритоголовый,

ты ловишь любое слово, влюбляешься сразу, но

 

в коричневом платье строгом, встречая его на Невском,

ту жалкую комнатенку, в которой живешь одна,

разумная недотрога, пока еще не невеста,

скрываешь довольно тонко, загадочна и скромна.

 

Особам раскрепощенным, проказницам и кокеткам

покажется это глупым, бессмысленным и смешным,

но дед тебя выбрал в жены, о чем говорил нередко,

за то, что его голубка была осторожна с ним.

 

Отмерено счастья было по меркам времен немало –

походной любви рутина, бессонный набат войны,

и стылое небо тыла… Двухлетняя дочь пропала,

затоптана Украина, и нет здесь твоей вины,

 

что бабушка там девчушку за печкой от фрицев прячет,

где хату взрывает ужас и смерти надмирный рев.

Чем память о ней врачуешь и сны о земле горящей,

со старшим садясь за ужин, имея и стол, и кров?

 

Вернется твоя пропажа, заморыш, дичок пугливый.

мешок переделан в платье, а сердце изъела ржа,

душа – в колтунах и в саже, в глазах – частокол крапивы.

Попробуй теперь загладить и зубы ее разжать.

 

Оттает дите, подпустит, но скажет потом, что брата

ты больше ее любила, а может, ребенок прав.

Она родилась для грусти, война ли в том виновата,

судьба ли так рассудила, ее у любви отняв.

 

Особым указом свыше хранима на этом свете,

ты, вдруг овдовев, не стала себя хоронить вослед.

И замуж, как в гости, вышла, и приняли мужа дети,

не старилась – доцветала, как срезанный сухоцвет.

 

Уверенной ровной строчкой твой «Зингер» закончит позже

историю без особых зигзагов, была бы нить

в руках постаревшей дочки, с которой уже не сможешь

ничем поделиться, чтобы ей было не больно жить.

 

Не бабушкой помню – дамой, продуманно приодетой,

и мудрой, хотя, на деле, в далекие времена

я злилась за то, что мама назвать меня Виолеттой

пыталась, а имя Нелли – всецело твоя вина.

 

Ты в Витебске, я на Волге. Моя заграница детства,

живой колокольчик сердца, душа моя – Беларусь,

те сны мои с верхней полки – от серости жизни средство,

незапертой воли дверца, надломленной ветки хруст.

 

Слово о себе

 

Бенигда, Матильда, Колетта и младшая Бронислава,

от каждой из вас особый нездешний исходит свет.

С вопросами без ответов, на правду утратив право,

я вас окликаю, чтобы понять через много лет.

 

Здесь можно поставить точку и дату очередную,

но это всего лишь повод остаться сейчас и здесь,

себе испросив отсрочку, предел бытия минуя,

продлиться былинкой слова, которое я и есть.

 

август 2019

Нелли Воронель (Ткаченко), 2020

Сертификат Поэзия.ру: серия 337 № 155280 от 05.07.2020

1 | 3 | 647 | 14.11.2024. 06:58:56

Произведение оценили (+): ["Нина Есипенко (Флейта Бутугычаг) °"]

Произведение оценили (-): []