Беда (чернобыльский цикл)

* * *
Содрогнулись Земли полушария...
А для здешних,
для нас - навсегда
не газетное слово -
авария,
а народное слово -
беда...
Навсегда,
упрекая и мучая...
И ничем
не изгладить уже
эту память:
ограда колючая
по полям, соснякам -
по душе.
Память -
Припяти мёртвой молчание,
в берегах разорённых
река.
Память -
сёла,
где в сумерки ранние, -
ни огня,
ни над крышей дымка.
И солдат,
что над бронзою стылою
так сурово и скорбно склонён,
словно в списке
над братской могилою
поприбавилось новых имён...
~~~~~~~~~~~~~~~
Прощание. Май 1986 года

Щуря глаз на огни,
смотрит словно чужая...
Сигарету помни.
Закури, провожая.
То,
что жженьем в крови,
мукой сладкой и жуткой,
отреши, оторви -
и отделайся шуткой.
Небо брызнет дождём,
чтоб тоска миновала.
Докурив побредём
по перону с вокзала.
Но в прощания час
без обрядов и правил,
кто уехал, - на нас
этот город оставил.
Тротуары чисты
от вокзала до дому...
Мы с ним нынче - на "ты"
по родству вековому.
Он нам верит во всём
в этом мареве синем...
Оградим и спасём.
Не сдадим.
Не покинем.



Вахта

Память взвесит
и вновь отберёт:
солнца свет
безнадёжно-осенний.
В белых шапочках
строгий народ
головами -
на спинки сидений.

Ни к чему умиленья слеза,
но в дороге,
то гладкой,
то тряской,
утомлённые щурят глаза,
как хирурги,
над марлевой маской.

Вспомни вновь.
Покури.
Помолчи.
Без призывов,
речей
и девизов
едет вахта.
Так едут врачи.
Неотложная помощь
на вызов.


* * *
Сквозь любые дела
мне однажды припомнится вдруг:
У околиц села
мелкой травкою выстелен луг.
За опрятной церквушкой
возвышено ясен и прост
поднимался крестами,
вставал деревенский погост.
Я прошёл по селу.
Переулки молчали - пусты.
У порогов домов
шелестели полыни кусты.
Но на старом погосте
безлюдью тому вопреки
обвивали кресты
рушники,
рушники,
рушники...
Есть иные погосты.
И там не кончается счёт.
Белой кровью туман
на холодные плиты течёт.
И на голые ветви
всё нижутся капли дождя,
человеческой скорби
нелёгкий итог подводя...
Но трудом и упорством
и болью несглаженных строк
затвердим этот горький
на долгие годы урок.
Чтобы помнилось остро
всё то, что случилось вчера.
Чтоб не скрыли погостов
заборы из криков "ура!"
Чтоб без пошлых парадов
на горе остывшем людском,
эти строки вяжу
рушником,
рушником,
рушником...
~~~~~~~~~~~

Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье...
Д.Самойлов
* * *
Вы -
не тяжесть бетона,
не жёсткость железа,
вы - деревья
уже поредевшего леса.
Вы наивны порой,
вы годами не стары,
но пройдя сквозь огонь
той, трагической были,
вы -
превыше любых осуждений и кары,
вы на тысячу лет
все грехи искупили.
Ну а мы,
остальные,
навек виноваты,
что с рожденья привыкнув
к такому порядку,
принимали не глядя
рубли, киловатты,
как собачью подачку,
чиновничью взятку.
Что мелеют опасно
и души, и реки,
что детей наших губит
обмана завеса.
Что, как сосны у Припяти, встали навеки вы,
деревья уже поредевшего леса.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Земляк

Были первые дни горячи, боль входила в сердца,
как иголка.
Он пришёл,
как приходят врачи,
по негромкому вызову долга.
Что мы знали? -
лишь белый халат...
Но тогда,
от апреля до мая,
шёл он в смертную муку палат,
боль и стон обречённых ребят
без любых словарей понимая.
Поутихло...
И вот, вопреки
той недавней горячечной были,
словно вонь из углов -
голоски
поползли,
зашипели,
заныли.
Мол, откуда? - Оттуда... - И чей?
Ихний? - Значит, опасен особо.
(Как похоже на дело врачей!
Вновь разит черносотенной злобой...)
Отсиделись по тихим углам!
Отбрехались,
прислуживать рады!
А теперь черносотенный хам
норовит, беспардонно-упрям,
пачкать чистые эти халаты.

Я ходил за недальний предел,
где погублены рощи и реки,
как в пустые глазницы, глядел
в окна Припяти, мёртвой навеки.
И ветрами в пустынных полях,
этих сёл обезлюдевших
болью
я клянусь:
Для меня он - земляк.
Я обидеть его не позволю!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
В конце концов все мы живём возле Чернобыля.
Д-р Роберт Гейл
~~~~~~~~~~~~~~~

В рыжем сосняке у перекрёстка...
Среди погибших отрешённых сосен
весна гуляет солнечным лучом...
(В.Шовкошитный)

* * *
В рыжем сосняке у перекрёстка
хвоя опалённая мертва.
Но зелёным светится берёзка,
зеленеет по лесу трава.

Эти беспощадные контрасты
сохранить бы надо на года,
чтобы тех, кто забывать горазды,
приводить за памятью сюда.

Чтоб среди осуществлённых бредней
апокалиптического зла
робкою надеждою последней
та берёзка всё-таки жила...

Весна 1987г

~~~~~~~~~~~


* * *
Этот,
болью изломанный год
(сколько острых осколков угластых!)
дал мне то,
что превыше всех льгот -
тонкий пропуск,
запаянный в пластик.

Не бетон,
не стальная броня -
просто пропуск,
невзрачный и строгий,
неразъёмный,
как сплав из меня
и большой
всенародной тревоги.

Только пропуск…
И значит - иду,
обретая нелёгкое право
упираться плечами
в беду
и о ней
говорить нелукаво.




Шаргородский Александр Анатольевич, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 572 № 15281 от 27.04.2003

0 | 5 | 3563 | 17.11.2024. 18:45:27

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


Предисловие.
Я публикую цикл «Беда», куда вошли стихи, посвящённые тому, что в народе называют «Чернобыль». На самом деле - это большая живописная местность Полесья (Украина и Белорусь), часть реки Припять с притоками, кроме старинного Чернобыля и десятков малых и больших сёл, - красивый современный город энергетиков Припять, в котором перед отселением проживало 50 тысяч человек.
В кругу моих друзей сразу как-то всплыло другое название, от братьев Стругацких, - ЗОНА. «Оторванная от жизни, элитарная» фантастика оказалась реальностью.
Я, киевлянин, в этих местах много проездил, проходил пешком, проработал. Начиная с 1986 года. Последние мои работы в Зоне - декабрь 1989 года. После того просто бывал, видимо, пытаясь "...дважды войти в одну реку".
Конечно, не получилось...
Стихи 1986-87 года, с незначительными правками. Отбирались трудно. Увядшая злободневность некоторых стихов заставляла отказать им в праве на дальнейшее существование. Но всё-таки даже наив тех настроений и стихов кажется мне признаком ушедшего времени. Поэтому, решил не быть умным "как моя жена потом" (украинская поговорка).
Честно говоря, буду ещё думать, советоваться, может, что-то добавлю.
Вот уже внёс коррективы: вернул в цикл стихотворение "В рыжем сосняке у перекрёстка...", опубликованное выше, как отдельное (пришлось тогда к "слову").
Обещаю второй цикл "Чернобыльские посвящения", в основном, того же времени, о людях, которых знал, с которыми дружил.
Просто, всё сразу - никто не прочтёт. И так циклы читаются плохо: неудобно в ON-LINE, а копировать и читать в автономном режиме мало кто станет.
Посвящаю своим товарищам по Зоне, знакомым и не знакомым, в первую очередь героям первых дней и недель. Памяти тех, кто, как говорит один из ветеранов зоны, "уже ушёл". А тем, кто жив, на территории бывшего Союза ли, за границей, желаю здоровья.
"...тех, кто погибли, считаю храбрее..." (Григорий Поженян)

Спасибо, Александр!
Многое вспомнилось, как будто снова пережил те дни.
"Не сдадим.
Не покинем."
Я не покинул. Но помню, что творилось на вокзалах. Отец моей супруги (он работал водителем и возил Туда вахты) умер от пострадиоционного тромбофлебита и тромбэмболии.

Саша, я уже трижды хоронил "чернобыльцев" здесь - в русской Америке.
Стихи - сильные, хотя и "злободневно-событийные".
Твоё душевное благородство пульсирует в каждой строчке.
СПАСИБО!
Им

Цикл мне, как всем киевлянам, очень близок. У меня нет никакого пропуска в тему Чернобыля, но для меня это тоже беда…
Я восхищаюсь теми, кто умеет говорить о таком, я не умею. Я об этом молчу. И мне стыдно после таких стихов о народной боли, публиковать свои о камерной, только моей.
Такие стихи нужны. Пусть не всегда гладко, не всё принимаешь в душу.
Самое моё из всего цикла то, где автор строки вяжет рушником, рушником, рушником – какие строки и какая связь. Давно не читала подобного…

Прекрасный поэт. Был.
У людей два основных недостатка - плохая память и... что-то ещё.