Ж. Лафенестр. Этюд

Жорж Лафенестр

 

Этюд

 

На неоконченную статую Микеланджело

 

Как при смерти старик, чьи губы побелели,

укутан простынёй, являет на постели

огромные бугры вспотевших рук и ног,

так в камне, словно ствол, изломанном сурово,

томится великан под мраморным покровом,

задавленно хрипит и в корчах изнемог.

 

Нет сил или остыл! Усталое тесало

в рождении рабу нарочно отказало,

чья жизнь была в душе отвергнута творцом.

Три века, день и ночь, сломать острог ужасный

бесформенная плоть пытается напрасно,

напрягшись, что есть сил, коленом и плечом.

 

В слепящий солнцепёк, под черными дубами,

в прохладе вилл, в церквах с резными куполами

его к сохе зовут собратья по страде!

Калека видит сад, чей аромат пьянящий

велит ему восстать для жизни настоящей,

несчастный рвётся ввысь... Постой! А ноги где?

 

Я вижу, я скорблю, я знаю эти дыбы.

Природа бьёт страшней, чем скульпторы могли бы;

никто из мастеров не стоит этих льгот,

чтоб землю наводнять этюдами пустыми,

сходящими с ума, нескладными, тупыми,

пока жестокий рок хребет им не свернёт.

 

Вот и она с утра встаёт и, напевая,

холодный месит прах, чтобы мечта благая

всесильною рукой оформлена была;

но вдруг бросает труд в неистовом припадке,

на запылённый пол швыряя в беспорядке

и полудуши все, и все полутела.

 

Никто их не считал, ублюдков и страдальцев,

хромающих, смешных, спелёнатых скитальцев

чьи спящие глаза горячий ветер жжёт;

по лучшим образцам подделаны в угаре,

и телом, и душой изломанные твари

в обетованный рай бредут который год.

 

Недуги род людской бичуют без устатка!

Хотя и спеет плод, во рту у нас несладко!

Доделан до конца кто мачехою злой?

Никто. Желанья в нас сильнее, чем мы сами.

Как из семян цветы исходят лепестками,

так мы всю жизнь прорвать стремимся саван свой.

 

Что ты в себе таишь, слепой и мощный идол?

Сражаясь страстно, в чём победу ты увидел?

Во тьме небытия ты жаждешь утонуть,

как мы, уснуть в скале, покойно и привычно,

хотя нам дверь в Эдем открыли иронично,

куда горящий меч нам преграждает путь?

 

Да! В тягостном плену мы у первоосновы:

и я не разобью своей души оковы,

удержит и тебя тюремный твой приют.

Бог или человек, — когда устал художник,

он безразличных дум становится заложник

и не вернёт рукам свой позабытый труд.

 

Нам лучше не просить, скрывая нетерпенье,

ни сил, ни красоты, ни голоса, ни зренья,

но ждать, в какой из форм осуществиться нам.

Нет! Лишь подлец и трус смиряются покорно,

и к небу с тем рабом взываем мы упорно

и скульптора клянём, пеняя божествам.

 

16 декабря 2012 —  31 января 2013

 

 

 

Georges Lafenestre

 

L’Ébauche

 

Comme un agonisant caché, les lèvres blanches,

Sous les draps en sueur dont ses bras et ses hanches

Soulèvent par endroits les grands plis distendus,

Au fond du bloc, taillé brusquement comme un arbre,

On devine, râlant sous le manteau de marbre,

Le géant qu’il écrase, et ses membres tordus.

 

Impuissance ou dégoût! Le ciseau du vieux maître

N’a pas, à son captif, donné le temps de naître,

À l’âme impatiente il a nié son corps;

Et, depuis trois cents ans, l’informe créature,

Nuits et jours, pour briser son enveloppe obscure,

Du coude et du genou fait d’horribles efforts.

 

Sous le grand ciel brûlant, près des noirs térébinthes,

Dans les fraîches villas et les coupoles peintes,

L’appellent, sur leurs socs, ses aînés glorieux!

Comme un jardin fermé dont la senteur l’enivre

Le maudit voit la vie, il s’élance, il veut vivre...

Arrière! Où sont tes pieds pour t’en aller vers eux?

 

Va, je plains, je comprends, je connais ta torture.

Nul ouvrier n’est rude autant que la Nature;

Nul sculpteur ne la vaut, en ses jeux souverains,

Pour encombrer le sol d’inutiles ébauches

Qu’on voit se démener, lourdes, plates et gauches,

Dans leurs destins manqués qui leur brisent les reins.

 

Elle aussi, dès l’aurore, elle chante et se lève

Pour pétrir au soleil les formes de son rêve,

Avec ses bras vaillants, dans l’argile des morts;

Puis, tout d'un coup, lâchant sa besogne, en colère,

Pêle-mêle, en un coin, les jette à la poussière,

Avec des moitiés d’âme et des moitiés de corps.

 

Nul ne les comptera, ces victimes étranges,

Risibles avortons trébuchant dans leurs langes,

Qui tâtent le vent chaud de leurs yeux endormis,

Monstres mal copiés sur de trop beaux modèles

Qui, de leur cœur fragile et de leurs membres grêles,

S’efforcent au bonheur qu’on leur avait promis!

 

Vastes foules d’humains flagellés par les fièvres!

Ceux-là, tous les fruits mûrs leur échappent des lèvres!

La marâtre brutale en finit-elle un seul?

Non. Chez tous le désir est plus grand que la force.

Comme l’arbre au printemps veut briser son écorce,

Chacun, pour en jaillir, s’agite en son linceul.

 

Qu’en dis-tu, lamentable et sublime statue?

Ta rage, à ce combat, doit-elle être abattue?

As-tu soif, à la fin, de ce muet néant

Où nous dormions si bien dans les roches inertes

Avant qu’on nous montrât les portes entr’ouvertes

De l’ironique Éden qu’un glaive nous défend?

 

Oui! nous sommes bien pris dans la matière infâme:

Je n’allongerai pas les chaînes de mon âme,

Tu ne sortiras pas de ton cachot épais.

Quand l’artiste, homme ou Dieu, lassé de sa pensée,

Abandonne au hasard une œuvre commencée,

Son bras indifférent n’y retourne jamais.

 

Pour nous, le mieux serait d’attendre et de nous taire

Dans le moule borné qu’il lui plut de nous faire,

Sans force et sans beauté, sans parole et sans yeux.

Mais non! Le résigné ressemble trop au lâche,

Et tous deux vers le ciel nous crîrons sans relâche,

Réclamant Michel-Ange et maudissant les dieux!

Юрий Лифшиц, поэтический перевод, 2019

Сертификат Поэзия.ру: серия 1238 № 147532 от 22.11.2019

1 | 2 | 1495 | 19.04.2024. 09:55:09

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман"]

Произведение оценили (-): []