
В год огненной обезьяны, в день зимнего солнцестояния, проезжал через Вэйян (Янчжоу пров. Цзянсу). Ночной снег только прекратился, поля, заросшие травами и злаками, раскинулись перед глазами. За крепостными стенами видел запустение, холодная вода была бирюзова, в надвигающихся сумерках пограничный рожок горестно звучал. В душе я чувствовал скорбь, вздыхая тяжко о прошлом и настоящем, свои размышления описал в этой песне. Почтенный Цяньянь ощутил в ней скорбь «Песней царской столицы» («Там просо склонилось теперь к бороздам… Кто пыль запустенья разнёс по стране?»)
Цяньянь: прозвище поэта Сяо Дэцзао, дяди жены Цзян Куя.
Славный град на восток от реки Хуайхэ:
живописней беседки Чжуси не найти,
чтобы здесь задержаться,
коня расседлав, ненадолго в пути.
Где весенних забав – 10 ли этих улиц полны,
травы-злаки раскинулись
вдаль, зелены-зелены.
С той поры, как монгольские кони топтались
здесь, глядя на юг, на Янцзы,
заросли, позаброшены, рощи, пруды,
о войне вспоминая, не сдержишь слезы.
Надвигаются сумерки, ветер приносит
рожка пограничного звук,
и на улицах пусто, безлюдно вокруг.
И когда бы сюда вдруг вернулся Ду Му,
то сегодня пришлось бы, наверное,
в городе горько и тяжко ему.
О цветке кардамона
строки его нет красивей,
и про терем зеленый легко он писал,
только выразить горькие чувства сложней.
Нынче двадцать четыре моста,
как и прежде, стоят в тишине,
и, холодную, мерно, беззвучно качает,
колышет луну на волне.
Распустились пионы,
цветут у моста одного
год за годом, прекрасные,
вновь оживают они для кого?
Ду Му «Дарю на прощание»
Изящна-изящна, стройна-стройна,
тринадцати лет с небольшим:
цветок кардамона, в начале весны
раскрывшийся, нежен, раним.
Весенних забав повидаешь в Янчжоу
на улицах в десять ли,
сколь дев поднимают свой полог жемчужный,
но с ней не сравниться им.
Ду Му «Посылаю в Янчжоу делопроизводителю Хань Чо»
Горы зеленые в дымке туманной,
и реки в дали голубой,
Осень настала, в Цзяннани повсюду
увяли деревья с травой.
Льется сияние ясной луны
на двадцать четыре моста,
С яшмовой девой где нынче ты тешишься
чудной на флейте игрой?
姜夔 (1155-1221) 扬州慢 (1176)
淳熙丙申正日,予过维扬。夜雪初霁,荠麦弥望。
入其城则四壁萧条,寒水自碧,暮色渐起,戍角悲吟。
予怀怆然,感慨今昔,因自度此曲。
千岩老人以为有《黍离》之悲也。
淮左名都,竹西佳处,解鞍少驻初程。
过春风十里,尽荠麦青青。
自胡马窥江去后,废池乔木,犹厌言兵。
渐黄昏、清角吹寒,都在空城。
杜郎俊赏,算而今重到须惊。
纵豆蔻词工,青楼梦好,难赋深情。
二十四桥仍在,波心荡冷月无声。
念桥边红药,年年知为谁生。
杜牧 (803—852)《赠别》
娉娉袅袅十三馀,豆蔻梢头二月初。
春风十里扬州路,卷上珠帘总不如。
杜牧 (803—852) «寄揚州韓綽判官»
青山隱隱水迢迢,秋盡江南草木凋。
二十四橋明月夜,玉人何處教吹簫。
‘’О цветке кардамона
строки его нет красивей,
и про терем зеленый легко он писал,
только выразить горькие чувства сложней.’’
Очень точно подмечено, Алёна. Горечь и боль донести гораздо сложней.
Аркадий, точно!
и вот как тонко и виртуозно, кмк, передает поэт эту горечь и боль в последней строке: расцветают пионы, но некому любоваться ими в разоренном войной городе, да? все сходится в этой строке: и красота, и печаль.
спасибо!
Геннадий, очень признательна за отклик!
Цяньянь - дословно "тысяча скал". но откуда взялось это прозвище, не могу сказать, возможно по названию какой-то местности, как это было в случае с Цзян Куем, который некоторое время проживал в местечке 白石洞天 - букв. "пещеры бессмертных в белых скалах". после чего друзья стали называть поэта "даосом с белых скал" или просто Цзян Байши - Цзян "Белая скала". а сборники его стихов так и назывались: "Стихи (песни) Даоса с Белых скал". спасибо за вопрос!