Дафна в летнем солнцестоянии

 I. Чтобы защитить тебя

Будет гонимой спасенье

От мрачноватых страстей?

Под ноги ей в оцепленье

Сыплет он как утешенье

Маковый цвет и репей.

Разгорячась, попадает

В сад деревенский она,

Рот львиный зев закрывает,

Ах! И, как будто питайя,

В цвете фасоль смущена.

В немилосердном изломе

Яблонек пышная грудь,

Спорой Деметре знакома

Завязей синих истома

И вожделения суть.

Отворены ещё двери?

Есть ли там крыльям размах?

Здесь, между стоном и верой,

В преображении сферой

Год замедляет свой шаг.

И, как горох разрождаясь

В позолоченных стручках,

Ярко и нежно сверкая,

Катятся дни, исчезая

В летних горячих руках.

============

Второй вариант второй строфы:

Разгорячась, попадает

В сад деревенский она,

Рот львиный зев закрывает,

Ах! Как драконы пылая,

В цвете фасоль смущена.

=====================

 II. Иоанн его имя

Темного покрова

Избежав едва,

Слышатся ей снова

Крики торжества –

Как с пыльцою мирной –

Блеск со всех сторон –

К синеве эфирной

Взвился махаон.

Ясные сапфиры
В волосах невест,

Медные порфиры –

Старику окрест,

Жившему в пшенице,

О, Мельхиседек –

Удался девице
к превращеньям бег.

Там, где быль и небыль

И добро и зло,

Он, как птица в небе,

Спрятал под крыло –

Он, её спасая,

В апогее сил

Бога ослепляя

Парой лёгких крыл.

III. И будет радость тебе

Трижды был отвергнут ею,

В сердце Дафны крик,

Но, как розы заалеют,

Все бесполые жалеют

Безоковный миг.

Ночь тиха, в покоях прах –

Троекратный крах.

Вдруг в покоях задрожало,

Услыхал Творец,

Время торжества настало:

Оживляя жизнь, вступало

Эхом во дворец.

И в покоях свергнут прах

Этим Ах! Ах! Ах!

Стон ли нёс те крылья птичьи

Или крылья стон?

В этом слове всё в наличьи:

Были стон и крылья птичьи,

Был и Аполлон.

И мечта в его глазах,

И в покоях прах.

***

Daphne an der Sommerwende

I. Ut eruam te

Wird die Verfolgte sich retten

vor seiner düsteren Brunst?

Ihre Gelenke zu ketten,

wirft er ihr Erdrauch und Kletten

zu als ein Zeichen der Gunst.

Glühend, erreicht sie des flachen,

ländlichen Gartens Geviert,

Löwenmaul sperrt seinen Rachen,

ach, und wie feurige Drachen

blühen die Bohnen verwirrt.

Mitleidlos wölben die lauen

Frühsommeräpfel die Brust,

schließt ihre Finger, die schlauen,

Demeter schnell um der blauen

Kapseln betäubende Lust.

Ist eine Zuflucht noch offen?

Lodern dort Fittiche auf?

Da, zwischen Seufzen und Hoffen,

hemmt, von Verwandlung betroffen,

plötzlich das Jahr seinen Lauf,

Und wie sich Erbsen entbinden

jäh von der goldgrünen Wand,

perlen im Anschlag die linden

Tage und rollen und schwinden

kühl durch des Hochsommers Hand.

II. Joanes est nomen eius

Dunkler Glut entzogen,

war sie kaum vorbei,

als, zurückgeflogen,

kam ein Jubelschrei -

als bestäubte Schwingen

blitzten in dem Glanz,

sich zu Ätherringen

hob der Schwalbenschwanz –

Als in helle Haare,

hüllte sich der Mais,

kupferne Talare

rauschten um den Greis,

der im Weizen wohnte,

o Melchisedek -

als mit Wandlung lohnte

der Verfolgten Schreck.

Zwischen Tor und Riegel,

Fülle und Zunicht

er, dem Vogelflügel

rahmten das Gesicht -

er, der sie gewendet

mitten in dem Jahr

und Apoll geblendet

mit dem Flügelpaar.

III. Et erit gaudium tibi

Dreimal von ihr ausgestoßen,

füllte Daphnes Schrei

bis zum Rande alle Rosen,

und im Bild der pollenlosen

ward Natur erst frei.

Leise in dem Staubgemach

scholl es dreimal nach.

Und das Staubgemach erbebte

wie der Schöpfung Ohr,

als der Jubelschrei entschwebte,

denn was hauchend ihn belebte,

trat als Echo vor.

Niederfiel das Staubgemach

in dem Ach! Ach! Ach!

Trug der Hauch die Vogelschwinge

oder sie den Hauch?

Mit dem Wort im gleichen Ringe

waren Hauch und Vogelschwinge

und Apollo auch.

Träumend sann er nach

ihm im Staubgemach.