Опять не хочется в Париж.

И как же быть теперь поэту,

посмевшему привычку эту

бросать поверх монмартрских крыш? 

 

Как эта лирика сера,

как тяжки облака и мысли,

что с обречённостью повисли

свинцом над церковью Петра.

 

Куда-то выветрился шарм,

и дух, и всё, чего так ради!...

Поёт шансон а-ля арабик

с улыбкой грустною клошар.

 

Каштаны в парке Тюильри

слыхали речь французской знати.

И ныне, что ни говори,

другой язык им не понятен.

 

Куда-то выпорхнула жизнь:

её привычность стала странной.

Макают в кофе круассаны

новоприбывшие бомжи.

 

Идёшь скорей от суеты

по измождённым залам Лувра,

где лик Джоконды в клетку убран,

и под бронёй её черты.

 

Прощайте Сена и Д'Орси,

шумы Латинского квартала!

Париж, тебя осталось мало.

 

О большем, впрочем, не проси.