Очаровался Латвией, когда
она была почти что заграница,
но наша. Чуть прохладна и   горда, 
как строгая, казалось, проводница
купейного вагона Рига - Брест, 
в котором с нами ехал Ивар Калныньш.
В её ложбинке притаился  крест, 
продет в петлицу романтичный ландыш.
Изысканна, подчеркнуто стройна, 
свежа, как в дюнах дуновенье ветра, 
и выше аж на десять сантиметров,
и абсолютно в том убеждена,
что нету краше рижской черепицы,
галантный «Dzintars», символ мастерства,
душистее, чем «Красная Москва»,
зато Москва - всеобщая столица.