Начинается день с переклички охрипших ворон,

с просветления окон, которое кличут рассветом;

отговорку найдя, я всегда избегал похорон

мне знакомых людей, сам себя ненавидя за это.

 

Я не мог выносить даже близко понятие – смерть,

я его избегал, словно варвар какой-то, поверьте,

даже в строчки стихов это слово не мог я посметь

занести, потому что боялся присутствия смерти.

 

Всё боялся, что смерть, как зараза, прилипнет ко мне,

избегал похорон, а потом (на упрёки!) – винился,

а ещё я боялся гадюк и хвостатых комет –

суеверья микроб видно с детства во мне поселился.

 

Если снится покойник: «К дождю!» – знатоки говорят,

что ж, проверено, правда, не стоит ловить их на слове:

кипарисы на местном погосте построились в ряд

караулом почётным у самых родных изголовий.

 

Здесь друзья и родные, тут свой, обособленный, мир,

я иду по дорожке, пленённый навязчивым клипом:

вот кумир нашей юности, трижды прошедший Памир,

вот кумир наших мыслей, Парнас покоривший с Олимпом..

 

А вот здесь мой дружок, утонувший нелепо в тот год,

когда стал Чемпионом страны, и поймали белуху,

а вокруг разместился, такой же весёлый народ,

мне почти незнакомый, но, видимо, близкий по духу.

 

Я теперь не боюсь ничего: фатализму судьбы

я поставил предел, – мир един, а не просто моя оболочка,

жизнь даётся нам раз, и даётся она для борьбы,

то есть жизнь ради жизни, и смерть в ней – логичная точка.

 

Эту тему всю жизнь я рассматривал с разных сторон,

ведь она с нами всюду, и в радости с нами, и в горе:

начинается день с переклички охрипших ворон

и с коротких скандалов простуженных чаек над морем.

 

И, проснувшийся с ними, ты знаешь: не близок закат –

будут свадьбы греметь, будут скорбные правиться тризны,

но понятие смерти я всё же стараюсь за кадр

и сейчас выносить, обожая поэзию жизни…