СРЕДНИЙ ВОЗРАСТ

 

Страшился возраста я                                  

серединного,                                                

когда удаль всякая                                        

исчезает былинная                                      

и, покрытая ржой сомнения,                      

усыхает на удивление.                      

Чувствовал – порывы увянут

в своём взрослении:

возраст ведь знает

все ухищрения.

Детство закончилось, и даже шлак

в огне тоже обмяк                  

и изошёл в минус мой,

как я ожидал.

Талант и удач рой

покинули зал,

превратились в тусклый итог

и уткнулись в порог.

К тому же, безусловно видно,

что и всё остальное ушло –

тускло, обидно,

как третьесортное барахло.

Камни храмов истлели...

В этом прахе земли

 

теперь всё, что радовало тогда, –

чёрствая гордость,

улыбка, которая там была,

молодость,

ненависть, жадность,

какая-то важность...

 

Осознать бы, что никаких шансов

нет у чистого состояния

всех нюансов –

сжёг бы всё дотла на прощание.

Жил бы только тем, что есть, –

вот и вся честь.

 

Но тот мир просто так не уходит,

погибая,

гнилостно бродит,

потому что я

решил мыслей рану гноить,

думая воскресить

далёкое то,

что уже другое.                                                                

Если рок превратил в ничто

всё лучшее, то и остальное                                                          
рассыплется при касании. Сникаю,

целую, хватаю,

 

как безумная мать или призрак её,
свою анемию,
которая запретит мне всё,
кроме чахлой дихотомии.
Явление пустоты рая...
Картина такая...

 

 

 

 

 

On Being Twenty-six

I feared these present years,
      The middle twenties,
When deftness disappears,
And each event is
Freighted with a source-encrusting doubt,
      And turned to drought.


I thought: this pristine drive
      Is sure to flag
At twenty-four or -five;
And now the slag
Of burnt-out childhood proves that I was right.
      What caught alight


Quickly consumed in me,
      As I foresaw.
Talent, felicity—
These things withdraw,
And are succeeded by a dingier crop
      That come to stop;


Or else, certainty gone,
      Perhaps the rest,
Tarnishing, linger on
As second-best.
Fabric of fallen minarets is trash.
      And in the ash


Of what has pleased and passed
      Is now no more
Than struts of greed, a last
Charred smile, a clawed
Crustacean hatred, blackened pride—of such
      I once made much.


And so, if I were sure
      I have no chance
To catch again that pure
Unnoticed stance,
I would calcine the outworn properties,
      Live on what is.


But it dies hard, that world;
      Or, being dead,
Putrescently is pearled,
For I, misled,
Make on my mind the deepest wound of all:
      Think to recall


At any moment, states
      Long since dispersed;
That if chance dissipates
The best, the worst
May scatter equally upon a touch.
      I kiss, I clutch,


Like a daft mother, putrid
      Infancy,
That can and will forbid
All grist to me
Except devaluing dichotomies:
      Nothing, and paradise.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

�'

Эдуард Хвиловский, поэтический перевод, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 1469 № 130511 от 09.11.2017

1 | 1 | 1021 | 20.04.2024. 04:12:41

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман"]

Произведение оценили (-): []