Апрельское море прогреться спешит,

плывут облака кучевые на север,

о чём-то шуршит краснокнижный самшит

под тенью магнолии в маленьком сквере.

И тонет Ай-Петри в своём далеке,

в сиреневой дымке весенних просторов,

и божья коровка по детской руке

ползёт, и взлетит, понимаю, не скоро…

Весенние женщины, светлый бульвар,

сам Пушкин из бронзы, не чуждый позёрства,

трава, что пробила уже тротуар,

пример подаёт нам труда и упорства.

 

Ах, этот апрель, убегающий в май,

что стайкой стрижей над речушкою кружит,

стихов моих свежих букет принимай,

букета цветов он, ручаюсь, не хуже.

Не хуже, клянусь, прикоснулась душа

к апрельской душе, их влеченье крепчает,

дельфины кульбиты, нырки, антраша

за молом вершат под овации чаек.

И то, что казалось забытым уже,

воскресло и требует свежего слова;

в ожившем костёла цветном витраже

органная музыка плещется снова.

 

Порхающих бабочек манит газон,

плывут облака, что твои бригантины,

и так эфемерен с утра горизонт,

что море и небо слились воедино.

В персидской сирени буянят шмели,

гудят по утрам деловито и дружно,

и ходят кефали по самой мели,

сверкая своей чешуёю жемчужной.

Я выйду во двор, постою, покурю,

послушаю птиц переливчатых пенье,

я многое в жизни ещё покорю,

я чувствую, кончился гнёт невезенья.