Ты, наделенный голосом, и слухом,
и даром всё вокруг не замечать,
вдруг обнаружишь – у тебя под ухом
нахально кто-то перестал стучать.

Скользишь по дню – с утра щетину брея,
в ларьке под вечер на неделю взяв запас,
ты  вспомнишь и о них, стучавших всё слабее,
последнее растративших на нас.

‘Любезнейший, ты не в своей тарелке’!
Меняешь сердце их, уставшее стучать,
чтоб дрогнув, ожили беспамятные стрелки...
Их можно снова целый год не замечать.

На них, воскресших, что тебе взамен сиделки,

опять смотреть ночами

и молчать.