1 9 9 1: трупный привкус катастрофы (личный дневник)

1 9 9 1: трупный привкус катастрофы

 

Девяностые годы у нас уже становятся заклятием, помаленьку утрачивая реальные контуры. У каждого были свои эти Девяностые. Очерк посвящён как раз 1991 году, который наш герой встретил на Кировском заводе в Конструкторском бюро. Жизнь совершила с ним своеобразный кульбит: как раз накануне его беспартийного назначили на престижную, но в настоящих условиях, увы, совсем не лакомую должность начальника насосной лаборатории. С коллективом инженеров и рабочих, с крупными насосными стендами (всё это теперь погибло!). А почему не лакомую - потому что его нынешняя должность помимо выполнения НИР и ОКР (научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ), как обыкновенно было заведено в предыдущие спокойные годы, в новых условиях предполагала не много не мало как обеспечение своего коллектива плановой загрузкой (то что обыкновенно спускалось сверху) и  соответственно -                     з а р п л а т о й . Дело невозможное... 

 

        Самая важная, наверное, мысль на этих страницах - или мораль сей басни! - совсем не всё, что в тебе, вокруг тебя и с тобой, исполнено непременным смыслом. И поиск этого смысла - потуга такой смысл извлечь - ведёт к пробуксовке жизни, к искажению её живого развития. Вообще говоря, происходит замена действительности суеверием.

                И ещё важное - мысль "заводится" не изнутри, а на стыке с реальностью, с её проблемами. И совсем лишнее тщиться и пыжиться "самому в себе".  

                                                  26.01.91, начало суток

6.4.91 сб                                                                                                                                     В марте книга жизни открыла новую главу: подопытный кролик неожиданно стал вольным зайцем - предводителем во главе с 17-ю подобными. Нужно строить свою жизнь по своему разумению - утонуть или выплыть. Это - шанс! Неужели жизнь попусту искушает?

14.4.91 вс

            Обыкновенно домоседствую по выходным, а вчера, узнав в "Смене" о фестивале авангардного кино, собрался и поехал.

            На улице вспомнил о письмах, которые заготовил, предусмотрительно поместив в плаще. Но оделся по-весеннему: новые светлые брюки в стиле 30-х, мохеровый свитер. А и кстати - на обратном пути подумалось, что уж очень саморазоблачительной вышла 2-я часть письма Вове (брату). Убрав эту часть, добавил лишь несколько строк о некрореалистах, открывавших фестиваль, - как я их понял по Фрейду: чтобы излечиться от душевных недугов нужно, чтобы вытошнило.

3 мая 1991  пт

        Нельзя поддаваться настроениям неуверенности и тоски, потому что реальность - другая, и будущее раскрывается по другим причинам. Может быть, иногда и разумно бездействовать, созерцая жизнь, но совсем не обязательно "загонять" себя в транс ипохондрии. Почему бы при всех обстоятельствах не сохранять спокойную и внимательную рассудительность?

11 июня 1991 вт

            Завтра неожиданный выходной в связи с выборами российского Президента, а для меня - очень нужная передышка в этом нарастающем прессинге событий, в этом сгущающемся силовом поле!..

            Подумалось на днях, что при всяком исходе, по большому счёту, важно не то, что происходит со мной, а то что происходит во мне. И нужно пользоваться, ловить эти уникальные событийные моменты, дорожить ими, фиксировать их в памяти, на этих страницах - делать своим достоянием душевный опыт, который приобретаю.

            Сегодня с утра, после вчерашней подсказки Корнетова (своего ближайшего товарища-соперника), вдруг решившись, неожиданно легко попал к Блинову (Главному конструктору). Сообщил о своих связях с Загранэнерго в Москве. Он внимательно выслушивал мои объяснения по схеме технологической линии для Ирака, с пониманием отреагировал на нежелание Заказчика оплачивать НИОКР ("Обычная практика при сношениях за рубежом - проект нужно делать за свой счёт").

 Пришедший поздоровавшийся с ним и со мной за руку несколько сбил аудиенцию, - а и кстати. Потом подумалось: пусть Блинов сочтёт, что я зашёл не просто, и технику подсунул "для затравки", рассчитывая на "разговор".

            Он с лёгким недовольством прервал меня: "Ну, так где письмо, не по этому же документу..." Я пообещал, что будет на его имя. Он посоветовал послать на имя Генерального и даже неожиданно предложил передать нарочным через находящегося в Москве Киселёва (влиятельного зам.начальника планового отдела).

 

            А в 10 было совещание у Голованова (нашего зам.Главного конструктора по научно-экспериментальному комплексу) о нашем крахе общем: после 60 руб компенсации, введенной в зарплату, все оказались на уровне, далёком до 50%, что обещает нам самоуничтожение. Были Бондарев (Зам.Главного конструктора по кадрам) и выступающий Аникин (начальник отдела кадров) с плакатиком тушью, констатирующим изменение нашего состояния и неизбежность сокращения на 291 человек.

            Он, сбиваясь на цифрах и путая рубли с тысячами, не доводя мысли до конца и поправляемый с места Бондаревым, доложил.

            При общем благодушии, эдаком предгрозовом, Голованов сообщил нашу загрузку полабораторно по-Киселёву и эсхатологические последствия, неизбежные для нас. "После меня - хоть потоп" - прокомментировал сидящий рядом Огнев (зам. начальника соседней лаборатории), - учитывая пенсионерский возраст Голованова.

            На рассуждения Голованова о нашей ненужности я развил свою идею об использовании опытной базы при создании оборудования для Иракской технологической линии. Очень удачно начав с мнения одного из кандидатов в Президенты о перспективности внедрения нашей техники на Ближнем Востоке, не удержался похвастать о поддержке Блинова и закончил о перспективности направления глубокой переработки нефти и восстановления нашей профильной продукции. Меня хорошо слушали вначале, но Голованов, благожелательно, но и малозаинтересованно выслушивая, быстро "перевёл стрелку", оспорив значимость восстановления профильной продукции. В общем шуме поддержки я завозражал, что "там и стоимость".

            Зельдин (начавльник лаборатории акустики) говорил о невозможности зафрахтовать заказчика при 13 коп заработной платы с рубля и при невозможности нам существовать, нашей неизбежной гибели при отсутствии технической политики в КБ.

            А затем я пришёл в лабораторию. Храбрясь, рассказывал на все лады, в общем, не приукрашивая, ссылаясь на состояние, но и не называя прямо задачи сокращать людей.

            Ну а теперь нужно думать, как быть. Разные подходы...

            Конечно, нужно оформлять те договора, которые есть. Проследить, когда придёт факс из Москвы, объявиться мне у референта (в факсе будет ссылка на моё имя), и, если производство клюнет, возникнет вопрос финансирования КД и опытных работ. Может быть, обратиться в Ленсовет в комиссию Гапановича по конверсии о кредите. Настырничать вовсю! Отправить докладную Блинову о том, чего я не договорил - о значении и перспективах. Очень важно, что я "заторчал".

12 июня 1991 г  Выходной - выборы российского президента

            Через 3 тетради пойдут дневники, исписанные сплошняком, без пустых страничек и - моё "сегодня" разойдётся с моим "вчера". Когда это наступит (ведь я могу ускорить этот момент интенсивным писанием) и каким будет это "завтра"?

            А сейчас переберём ближайшие возможности и исходы. Но сначала признаюсь в сокровенном - наступил тот момент глобальной катастрофы, когда можно уйти с честью без хвоста ответственности, с которой, возможно, не справился бы в спокойной обстановке. Не спокойной, конечно, - а обстановке нынешнего наплыва работ и непрерывного форсажа.

            И всё-таки заманчиво сохранить своё хозяйство (лабораторию со стендами!). Посмотрю, есть ли возможность большого дела... даже, вообще, любые возможности. Здесь, как у итальянца в недавней новелле, за меня всё решает необходимость, и думать почти бесполезно.

            А люди? Здесь тоже, быть может, спасутся лучше те, которые скорее уйдут, и сохранить их - далеко не означает спасти.

            ... Надумал постепенно, что жизнь ведь подсказывает форму существования опытной базы - в виде кооператива. Именно в такой форме удастся заполучить заказчика и подряжаться у КБ. А экономическое оформление пусть ищет Василий Иванович. Альтернатива этому - умирание опытной базы для КБ с дополнительной нагрузкой на биржу труда.

            ... Вспоминал: в 80м в начале года пришёл в лаб, прошло 11 лет, вместивших наш бунт против Савицкого (прежнегно начальника лаборатории) в конце 85-го, благополучие при Филаткине (недавно ушедшем начальнике лаб.) с конца 86-го в течение почти 5 лет. И вот теперь моё существование в негаданном ранге начальника лаборатории в течение 3-х (3,5) месяцев. Чем же это закончится? И кем я стану? Оч-чень интересно!

            Вот что заманчиво: в экстраординарной ситуации спокойно жить, наблюдая, анализируя и радуясь остроте, авантюрности происходящего. Во главу угла поставить живой интерес! Заманчив этот контраст между спокойным состоянием духа и напряжённостью жизненных коллизий (наоборот, конечно: коллизии пусть не возмущают дух, спокойно и с интересом наблюдающий процесс жизни, которая может многое вмещать - и к этому надо привыкать).

16 июня 1991 г вс

            А я продолжаю совершать гражданские "подвиги"...

            После импровизированного выходного, закончившегося, кстати, победой Ельцина, Собчака и главное - Санкт-Петербурга, Голованов до меня так и не добрался. В пятницу в 2 намечалось СТК (совет трудового коллектива), а менее чем за час встретил у автомата газводы Колю Лисева (начальника соседней лаборатории), который сбил мой жеребячий оптимизм, что руководство сменило задуманную схему операции против опытной базы, - Голованов должен был вызвать всех начальников лабораторий по очереди с планами III квартала и "предложениями". Коля только что вышел от Голованова и очень символически набирал стакан холодной воды. Да, - схема осталась, как задумывалось, с унылым постоянством. У Коли, натянувшем где-то "процентов 30" загрузки, особый случай - он соединяется с Медниковым (начальником опытного производства), а у меня настроение упало.

            Ещё больше упало настроение, когда на СТК, собравшемся в малой 407 аудитории, явились Бондарев и Аникин с тем же проклятым плакатиком тушью, констатировавшем состояние КБ и обосновывавшем, как им казалось в рамках их запрограммированной логики, необходимые сокращения. От этой унылой мелодии, которая, казалось, и рассчитана была на рефлекторное воздействие, становилось душно.

            Вошедший Голованов со словами "А вот сяду с Сергеем Николаевичем, на солнышке" направился ко мне. Кворума не оказалось, Блинов также не явился, за столом президиума сидел Кондрашёв (из влиятельной группы ведущих инженеров), который, как мне было известно, до обеда ходил к Блинову - случайно ли?

            Настрой был самый благодушный, что-де сокращение 291 человека (а по загрузке, в основном - опытной базы) - это ещё оптимистический вариант, за который "надо побороться". Выступавший Пасенко (начальник одного из конструкторских отделов) призывал контролировать планы на полгода вперёд, чтобы избежать форсажа заказов. Голованов заволновался, отбиваясь, прошептал мне: "Ты понимаешь, если такое планирование, ты утонешь". Я, ответив односложно, воспринял его реплику как призыв.

            Встав затем, произнёс длинную взволнованную речь об особых условиях опытной базы, где-то самодовольно-хвастливую. Все тихо слушали. Кончил призывом к экономистам Бондареву В.И. и Аникину А.Г. найти для опытной базы особую экономическую форму (есть международный опыт). Закончил фразой, которая могла прозвучать как угроза, что иначе обращусь к людям, поищем пути. Голованов подал реплику, что это предложение Сергея Николаевича рассматривалось и было отвергнуто.

            В своём фанфаронстве сильно полил конструкторов, и выступил с гневным ответным словом Пасенко, уже в защиту конструкторов. Такой оппонент мне очень кстати.

            Я взвился ответить, но все зашумели, а я и рад был. В целом доволен, что расшевелил их благодушное сытое болото. По-моему, посеял замешательство: они увидели не цифру 291, а живого человека, которого они зарезают.

            Потом ещё подал Кондрашёву пространную реплику, настаивая на своём предложении. А Кондрашёв, выступавший, отметил "справедливое зерно" в "эмоциональной речи Сергея Николаевича", что нельзя сокращать по загрузке. Если эта мысль победит - это большой успех...

            Вчера приехала Тоня (свояченица), ездили в гости. Пил. А до гостей и до встречи с Оксаной (дочкой) на Невском написал письмо домой и составил реестр всех наших (лаборатории 10) источников финансирования, нынешних и будущих. Сегодня этот реестр из 17 позиций отшлифовал и отпечатал для завтрашнего разговора с Головановым. Во всяком случае, у нас есть дело и работа, хотя пока нет денег. Пусть помогут протолкнуть кое-какие договора. Пусть топят, если хотят...

 

            Интересно, не окажется ли этот мой жизненный переулок тупиковым? Нет, - в любом случае я многое приобрёл...

            А если рассмотреть крамольную мысль - избавиться от балласта. Кто? Таня, Гребнев, Игорь Семёнович - ? Азалецкий и Каменских нужны. Пока. Вера и Лариса нужны. А у Игоря Семёновича ноги отнимутся, если что. Да и он ещё раскрыться должен у меня. У меня. Надолго ли это "у меня". Или как Щелканов (экс-мэр Санкт-Петербурга) расстанусь с "ненавистным кабинетом". Жалко возможностей - ведь "пошло".

            Подожди жалеть...

23 июня 1991 вс

            Вот, выходит, по воскресениям раскрываю эту тетрадь.

            В понедельник к обеду Голованов вызвал. Я был почти весело настроен, как уголовник при шмоне. Подал ему свой "реестр", стал комментировать. Он, зашоренный "установкой" по загрузке и сообразив скоро положение банкротства у нас, которое я никогда от него не скрывал - обнажившееся, когда "схлынул" Калужский заказ - констатировал: "Это катастрофа".

            Я говорил, что рассчитываю на фору, потому что за отпущенное мне время не успел набрать темп. Он соглашался, но - "где деньги?" Расстались - с обязательством за мной предложить сокращённый состав лаборатории. Я, кажется, рвался тотчас назвать, развернув перед ним список.

            Назавтра он пригласил меня и, когда я вошёл, почти грубо, не подавая руки, бросил - "А где же бумага?" Бумаги я вынул из внутреннего кармана. При нём стали ставить карандашные галочки против сохраняемых, в число которых после ночных размышлений включил и Игоря Семёновича, но "отдал" очень нужного мне Азалецкого, которому меньше года до пенсии. Я рассчитывал, что его не "выгонят". Впрочем, по реплике Голованова "зачем два начальника стенда" выбирать пришлось бы. Тем более, что в моём случае при нулевой загрузке и неизбежности дотации от Главного жертвы были неизбежны. Как в шахматной партии. В жертву, не задумываясь, отдал Ларису и Веру, Якимовича, Андрея, который "сам выбрал свой жребий", уйдя в долгосрочный отпуск, пенсионера Каменских, которого "не удержать", и молодых ребят - этих единственно без сожаления.

            Затем силовое поле вокруг меня стало почти осязаемым - партия перешла в разрушительный ли эндшпиль или спасительный миттельшпиль, - пока не знаю. Надежда и отчаяние сменяли друг друга, как махи в русских качелях.

            Вдруг позвонил Владимир Николаевич (символическое совпадение, - имя отчество моего брата!) из Москвы из Зарубежэнерго: что письмо на имя Генерального с предложением по поставке нашего оборудования для Ближнего Востока ушло без его ведома, а мне он выслал копию факсом - "идите снимайте". Я побежал и после, поколебавшись, не пойти ли самому, оставил в почте Блинову, которого не было несколько дней, что продлевало неопределённость нашего существования. С этим проектом связываю надежды на спасение.

            Несколько раз говорил с Огневым, новым замом вместо Ильина (Зам. Главного конструктора по насосам), бывшим моим соседом в 1-й лаборатории, с которым у меня были хорошие отношения, чуть покровительственные с его стороны при его номенклатурном опыте. Присутствовал и Чеботарёв (начальник конструкторского отдела объёмных насосов), которого я попросил пристроить Бычкова (своего ведущего инженера), "если что". Он обещал - "ты погоди паниковать, что-нибудь придумаем". Показывал Огневу свой реестр, оставил.

            При другой встрече, заявив, что я готов к самоликвидации, услышал от него - "я не готов". Он узнал от Голованова численность остатка лаборатории, который уже по сути неделимое "ядро", - что-то такое он сказал - и, похоже, спланировал финансовую поддержку. Я, разволновавшись, развернул список людей.

            В четверг были совершенно эсхатологические настроения у Галины Васильевны в плановом, к которой направил Голованов. Ничего нового она не сказала мне, но, столкнувшись воочию с проблемой закрыть июнь - её-то как раз интересовало следующее полугодие - я почувствовал трупный привкус катастрофы.

            Впрочем, разделавшись с Письменным (подрядчиком), как бы сэкономил Кондрашёву (ведущий, контролирующий заказы) 6 тыс зарплаты. Но, отказав моим поползновениям на "долевое участие", он при дальнейших моих попытках отмалчивался. Тем более, что шантаж Письменного насчёт 4 тыс по I-му этапу, которые "ушли с завода" и стали предметом нашего невысказанного вожделения, очень осложнили ситуацию. Письменный наговорил Кондрашову, и тот при всей юридической несостоятельности претензий, конечно, "высвечиваться" не хочет, не желая подвергать искушению своё "купеческое слово". Об этом говорили конфиденциально с ним мы с Корнетовым у лифта, и ощущение испачканности осталось.

            Такой взлохмаченной осталась обстановка на сей момент.

            Вчера в субботу собрали у себя сестёр Тоню, Валю с Геной (свояк). Приехал папа (жены), вызванный особу по телефону. При сложности отношений из-за матери, которую он, по сути, выгнал из дому, он не хотел ехать "на ссору". Впрочем, выпив, ходил гоголем, тем возмущая Гену, который, крутя головой, распалял себя, делясь со мной. Призываемые выразительными взглядами Людмилы и сестёр, мы проводили его рукопожатием.

 

                                              ***

            Сейчас Оксана пишет доклад по истории о культе личности, раскулачивании и войне, куда включила соответствующие куски семейной хроники, которые надо собрать, выслать маме, чтоб дополнила, сохранить. Они и сейчас очень хороши своим "лица необщим выраженьем", как всё действительное, происходящее.

            Кусочки нашей доисторической семейной хроники, бережно собранные и "склеенные" нами с Оксаной, вклеиваю на следующих страницах. Это о том, "как повлияли на нашу семью" репрессии... Раскулачивание... Война...

        Как репрессии повлияли на нашу семью

        Моего прадедушку Игнатия Гоцко взяли за то, что он, якобы, хранил на чердаке своего дома пулемёт. Донесли на него в НКВД соседи.

        Мой прадедушка был похож на Сталина, у него были усы, и он носил белый китель. Даже носил кобуру, в которой держал табак.

        Моя бабушка Соня, ей было тогда 16 лет, в ту ночь ночевала в оранжерее, соединённой с домом. Вдруг прибежала её младшая сестра Клава и закричала - "Там папу берут!". Когда Соня вошла в комнату, то увидела людей в кожаных куртках и чёрных очках. Она закричала - "Что вы здесь делаете?", а они ей сказали - "Замолчи, а то и тебя возьмём". Её отец стоял бледный с трясущимися руками. При обыске взяли именной наган Гриши, офицера, мужа старшей сестры, собрание сочинений немецкого поэта Генриха Гейне и ещё полную подписку на журнал "Нива" за какой-то дореволюционный год.

        В камере, где держали заключённых, было так много людей, что отец одной подружки моей бабушки, который тоже там сидел, умер, так и оставаясь сидеть.

        Моя бабушка вместе со своими сёстрами поехали в Москву на приём к Ворошилову в Кремль. Через некоторое время отца отпустили. Когда он приехал домой, он был молчаливым и осунувшимся, а зубы все до одного были выбиты.

        Прадедушка был очень известным учёным садоводом и жил с семьёй в Гомеле. У него было пятеро дочерей. Он создавал изумительные цветочные клумбы.

 

        Как повлияло раскулачивание на нашу семью

        Мой прадедушка Гаврила Семёнов жил в Калужской губернии. У него было 3 сына и дочь. Старшего сына звали Сергей (он пропал без вести на войне), другой - Николай, мой дедушка, а младшего звали Иван. Дочку звали Татьяна.

        Из-за того, что было много сыновей, хозяйство у Гаврилы очень хорошо развелось. Была лошадь для работы, много домашнего скота, хороший добротный дом. Этого всего они добивались своими руками, на них никто не работал, и кулаками они не были. Это была крепкая середняцкая семья.

        Когда всех стали агитировать в колхоз, то Гаврила отказался. А бедные с удовольствием шли в колхоз. Во-первых, им терять было нечего, а во-вторых, они хотели нажиться за счёт чужого добра. Мой прадед, несмотря на агитацию, давление деревенских активистов упрямо отказывался. И тогда его "раскулачили" - отобрали скот и землю.

        Прадед так и не смирился и тогда же умер. Может быть, поэтому их не сослали. Сыновья, средний Николай, мой дедушка, и младший Иван, уехали в город и закончили школу счетоводов. Тем самым, они вышли из колхозной, крепостной зависимости и после работали бухгалтерами. А старший брат Сергей остался в семье за хозяина с сестрой Татьяной и матерью. Он был здоровый, ручища лопатой, и семья не захирела.

        Мой дедушка с младшим братом также помогали семье. Они сохранили и развили многочисленные трудовые навыки. Умели столярничать, плотничать, шить одежду и обувь. При этом они знали и любили хорошую литературу и музыку.

 

   Как повлияла Великая Отечественная война на нашу семью

        Моя бабушка Софья Игнатьевна и дедушка Николай Гаврилович оба принимали участие в Великой Отечественной войне.

        Бабушка перед войной закончила медицинское училище в Москве, и с самого начала войны её мобилизовали на фронт. В течение всей войны она работала хирургической медсестрой. Она спасала бойцов, ассистируя хирургам в операционной в действующей армии. Она рассказывала мне, что в палатах постоянно пахло жжёным мясом. Приходилось не спать по ночам из-за огромного количества раненых. Всё время испытывали чувство голода из-за того, что почти не подвозилось продовольствие.

        Однажды от разорвавшейся неподалёку мины бабушку ранило осколком в лоб, - у неё сохранился шрам. Теперь, когда она идёт среди фронтовиков 9 мая у неё одет орден Отечественной войны и очень много медалей.

        А мой дедушка Николай ничего не любил рассказывать о войне, хотя, конечно, мог бы порассказать. У него был орден Красной звезды. Когда его ранило, он познакомился с бабушкой Соней.

        А другой моей бабушке Марии было 15 лет, когда её отец ушёл на фронт. А она с мамой осталась жить в деревне под Демянском в Новгородской области. И вот к ним в дом пришли немцы. Марии с матерью пришлось жить на печке. Но потом оказалось, что немцы такие же люди, также боятся смерти, ненавидят войну и выполняют приказ своего командира.

        Немецкие солдаты почти без перебоев получали продовольствие и были сыты. Когда немцы садились есть, то всегда делились с Марией и её мамой. Они помогали им по хозяйству и не сделали ничего плохого.

        А отцу моей бабушки вернуться с войны не довелось...

 

                                              ***

            И всё же продумать, чего я хочу в этой "партии", надо бы. Что для меня ничья, что - поражение... Не лучше ли уйти с переднего плана, если "выпустят". Надо додумать. Хотя обстоятельства, наверное, выштампуют готовые решения.

            С 9 беру отпуск, если не сорвётся. Едем под Харьков. Куплены билеты. Выпустят ли обстоятельства? Голованов, подписывая заявление на отпуск, предупредил, что до отпуска я должен провести все сокращения. Я бодро ответил "Разумеется" и добавил, что "не исключено - моя семья уедет, а мне придётся остаться".

            В начале недели мой гороскоп обещает мне "счастливое событие" или "приятную неожиданность"... Вот и проверим "непальского мудреца". Мистики много в настроении. Но мистика - не плохо, т.к. культивирует осторожное размышление и интуицию вместо поспешных и необдуманных поступков, которые принято возводить в ранг волевого действия. Хотя "поступки" за последние недели я совершал ("Зарубежэнерго", Блинов, СТК, Огнев, реакции на события, когда выбор был очень не прост).

            Незаметно пришло лето в полном разгаре. Сейчас сижу в сквере детского сада, который знаю уже более 15 лет. 6 часов вечера, пасмурно и безветрено. Напротив молодые ребята, собравшись в круг, стучат волейбольным мячом. Несколько голых торсов, спортивные брюки с лампасами.

            Вышел с этой тетрадью и "Этногенезом" Гумилёва. Вечер, душисто пахнет кустарник. Круг молодых волейболистов увеличился. Все лавочки в сквере заняты. Это заставило меня вернуться домой.

                                              ***

            Наблюдал за Оксаной на диване, насупленно готовящейся по истории, за Людмилой, чьё отражение в трельяже высунулось в открытое окошко на улицу, подумал обо всём этом мире, который возник из небытия за полтора десятка лет, и какой мир возникнет через такой же срок. Опять "мистифицирую".

            Потом ещё размышлял, что поворотные этапы в моей жизни происходят через 9 лет. Это может быть даже не такая резкая граница, но через девятилетия происходит смена состояний...

            Вообще, к этой мысли привела меня кабалистика чисел нынешнего года и года моего рождения, где пары крайних чисел в сумме составляют 10. Тогда я стал перебирать промежуточные года по тому же признаку. Получилась цепочка лет через девятилетия.

    1946) родился

    1955) переехали в Комаричи и "по-настоящему" стал школьником; до тех пор в деревне была слишком домашняя обстановка

    1964) стал студентом

    1973) закончив в 1969 институт, за год работы так и не  почувствовал себя в другом качестве. Это вроде практики, а два года армии вроде расширенных военных сборов. А вот с конца 1972 года (1973) впрягся в новый период, став конструктором, которым и оставался до 1982 года, хотя и перешёл в лабораторию в 1980г. В 82г началась НИР, и я медленно набирал обороты в новом качестве.

        А в 1991 году я плотно влип в организационную деятельность, хотя и были отдельные попытки раньше, но они были игрой, предвосхищением.

            Вот такая интересная периодичность. Причём, начало периода знаменует разворачивание нового качества, которое поначалу воспринимаешь превратно, полунарошечно. Хотя значение предыдущего периода сразу меркнет как нечто ненастоящее. Так, поступив в институт, уничтожил свои школьные дневники, хотя после и сожалел. А сейчас отношусь к исследовательским своим потугам как к детской забаве.

            Но ведь нынешнее своё состояние ну никак не могу воспринимать как стабилизированное! Мне, наверное, хотелось бы так думать, - только начала всех предыдущих периодов именно предвещали их безоблачное развитие...

            И всё же сознание дилетантизма в начале периода, когда входишь в новое качество, неизбежно, - сознание дезориентированности, когда опыт и ощущение, вкус этого нового состояния приходит позже. Это та дезинтеграция, которая обещает новый уровень интегрированности. Когда б так!

25 июня 91 вт

            Обещанное мудрецом приятное  п о к а не состоялось. Слегка смущает, что обещание казалось начала недели. Напротив, - силовые линии обстоятельств стягивают, как удавка.

            Сегодня Голованов, объявляя числа сокращений, вынес нас "за скобки", поскольку Блинов дотации не дал, а у меня загрузка - "ноль". Об этом Голованов во всеуслышание объявил, ославив меня банкротом.

            Кондрашов также вежливо "отшил" меня с финансированием, вменив мне в обязанность удовлетворить претензии опытного цеха из той суммы, которую условился с ним считать своей. Извинился, - но он "должен иметь резерв". Правда, есть резерв и у меня, который можно использовать лишь при окончании этапа, и Галина Васильевна считает за мной давно уже не мои более 3-х тысяч... В общем, закрыть июньский план будет задачей серьёзной моральной борьбы: украсть, по сути, у Кондрашова, но украсть в долг или под тот резерв? или честно объявить себя банкротом уже на июнь? или подчистить 2500 Володиного (ведущего своего сотрудника) ТГУ, рискнуть? Ведь Филаткин (бывший начальник лаборатории) в исходной для меня ситуации оставил меня голым.

            Кстати, Голованов там же объявил, что нас объединяют с Филаткиным, а тот при последнем разговоре со мной (я сынициировал контакт) отговаривался и, под занавес, объявил, что примет столько людей, какова нагрузка. "Вы меня должны понять" - "Понимаю".

            После принёс договор Голованову: "За что же коллектив? Меня наказывайте, если виноват" - "Ну вас наказывать не за что - напротив". Он благодушествовал, что до "повесток" от Соколова (увольнительных предписаний) далеко, да и после того - 2 месяца. Задал ему вопрос, "что мне теперь делать". Выяснилось, что будет новый, более пристальный тур выяснения наших обстоятельств - с договорами, которые "на подходе".

            Враг серьёзный ещё и "изнутри", потому что по кооперативным договорам, которые оформляет Корнетов (друг-соперник внутри лаборатории), было бы справедливым львиную долю взять себе, да трудно предвидеть развитие обстоятельств. И что остаётся? Накручивать на всех?

            Кроме того, непросто оказалось прикрыться по ЧТД (чертёжно-техническая документация) с ЦКТИ при общем состоянии моих заказов-то! Да Письменный (конфликтующий подрядчик) движет по всем правилам массированного наступления, отвлекая наши душевные силы и, кажется, обыгрывая нас.

            На сей час я не знаю:

• Как закрыть июньский план, и закрывать ли.
• Как распределить аванс по ЦКТИ (Центральный котло-турбинный институт).
• Как отреагировать на Письменного после его демарша к Игорю (ген. директора нашего кооператива, близкого приятеля).

И самое совсем скверное - находишься в страдательной ситуации решения нашей участи. И наконец, - вырваться бы мне в отпуск с 9 июля, в дом отдыха. Впрочем, к тому времени неизбежно многое будет ясно...

            Давай подумаем, как всё-таки упростить ситуацию.

            Завтра отвлечься от отчётных проблем и день посвятить контактам с новыми заказчиками, и выдти на Огнева с Чеботарёвым (Зам. Главного и начальник отдела). Какая всё-таки их позиция? Можно ли на что-то рассчитывать. Вообще побираться тяжело... А я с позиции - нужны или нет?

            Разобраться завтра с Письменным.

            В четверг с утра решать, как быть с планом, и везти договор в Водоканал.

            Аванс по ЦКТИ, может быть, распределить "по-братски", компенсировав с Варварина (заказчик). Потому что может вскрыться, и будет шум - работа-то с продолжением, выдет на Филаткина.

            А вообще благодушный Голованов готовит какой-то административный приём "под дых". Такое чувство. От них хорошего не нужно ждать. Страшно, мы очень не прикрыты.

26 июня 1991 ср

            Сегодня у меня голова сдала - не вынесла прессинга: сейчас пульсирует и гудит, - встал с дивана, где перемогал, лёжа ничком.

            Голованов с утра звонил по поводу собраться насчёт Иракского проекта, а позже позвонил, "когда я собираюсь проводить собрание". Я недоумевал - он, наверное, получил нагоняй от Блинова или "подбивает бабки" и потому передёргивает. Завтра понесу ему "предложения" после встречи с Главным химиком "по кляузному вопросу", - о Письменном, который запугал Корнетовского Игоря (сына его подруги).

            С утра был солидный заказчик с Ленводоканала, а к вечеру подъехал (прилетел) киевлянин (Спасительный Бражник Владимир Сергеевич! – последующая пометка), которого встретил, будучи презентован бутылкой водки. Из ложных соображений приличия взял, попав, наверное, в ложное положение. Завтра он будет у нас. Впрочем, я могу здорово его приветить его же деньгами через кооператив.

            Оксана (дочка) героически учит физику.

            План за июнь не закрою - трудно далось решение, но ведь и выхода другого нет, кроме шулерства. А там себя подставляешь больше.

27 июня 1991 года, чт

            С утра на приёме у Главного химика по кляузному делу Письменного. Химик оказался неожиданно молодым и непосредственным. Полное понимание прохиндейства Письменного, но и... нежелание и невозможность (истины ради, скажем) ввязываться. Ход был холостым. По дороге зашёл ещё к начальнику ЦЗЛ (Центральная заводская лаборатория), ответственному по ТЗ, седенькому старичку. Тот поахал и посочувствовал.

            Названивал Кондрашову, а тот по аналогичному поводу звонил мне. Только там, где я искал помощи, совершенно по той же причине, но по его "волчьей" логике я, конечно, этой помощи не получил, поскольку я падающий, и мне сейчас "всё равно не помочь". Он, правда, оговорился, что профинансирует меня после, когда пойдёт работа. Да, надо учиться этим законам.

            Потом с опозданием встретился с киевлянином, которого мы "потрошили" с Корнетовым, и по ряду проблем надеемся на договора (так и выдет - по созданию опытного образца и в дальнейшем серии высокоресурсных подшипников крупных насосов для Киевского Водоканала, что мы умели делать, работая в оборонной тематике - и это станет нашим спасением!). Попутно "расколол" подошедшего на встречу Павлова (начальника отдела циркуляционных насосов) на 2 тыс комиссионных за Таллинский договор.

            Да, от киевлянина меня оторвал Голованов, отмеривший мне 30 мин на план III квартала, - иначе Блинов грозил лишить нас с ним премии. Наконец, вписав оформляемый договор по помпам и поиздевавшись лицемерно над ошалевшей от отчётников Галиной Васильевной, сдал этот пресловутый документ, который, наверное, отмериит наши судьбы. Ну а июньский буду сдавать пустым - Кондрашов советовал, но этот волк и подставит. Другого выхода, впрочем, у меня нет.

            Мелочь, но приятно, что разрешилось: ЧТД по кооперативу для ЦКТИ удалось "пропустить" через Тильмана (сотрудник соседней лаборатории, в дальнейшем - ближайший соратник). А с ним нам даже приятно будет рассчитаться наличными.

            А прохиндей Письменный, похоже, получит свои 4 тыс, хотя мы и ищем лихорадочно ходы... Ну и самое приятное - Оксана получила 4 по последнему экзамену. Вчера так сочувствовал её предэкзаменационному бдению.

            Очень неловко за унижение перед Кондрашовым, но это чувство и есть необходимая закалка. У Голованова зашёл Бондарев и, сидя, посматривал на меня. Я ловил его взгляд. Войдя в этот "лихорадочный вираж", я получил ту психологическую устойчивость, когда не до нюансов взаимоотношений.

30 июня 1991 вс

            Интересная ситуация, когда все надежды на чудо и на других лопаются, и выходишь "на круги своя", обходясь лишь своими силами и своими возможностями, оказывающимися, впрочем, на поверку не совсем эфемерными. Вот это как раз самый важный позитивный урок: с самого начала нужно было рассчитывать на свои силы и ресурсы.

            Сворачиваются одна за другой все надежды - от Калужского договора до поддержки Кондрашова и заявки Тильмана, которая не состоялась - там тоже нет денег, а Тильман ушёл в отпуск. И всякий раз оказываюсь в исходной ситуации, которую даже в мыслях не допускал, и ищу и нахожу тот или иной выход.

            В пятницу вдруг позвонивший Голованов не давил на меня с "собранием", а предложил в госбюджет Калужский насос. Госбюджет - по военной тематике. Я был стрессово прикован к пересчёту плана - только что выудил и убедил Галину Васильевну в дополнительных 1,5...2 тыс зарплаты. А когда обговорил госбюджет с истеричничающим Чеботарёвым и рассудительным Огневым, Голованов уже ушёл. Поэтому и мой "своеобразный" план за июнь остался на понедельник. Галина Васильевна, которой позвонил, уже убеждала меня "прикрыть" план. Может быть, я, как мотылёк, на огонь лечу с этим планом, но завтра покажу Голованову такой "наглый" (я так ощущаю) вариант.

            Боролся бы за Азалецкого, Ларису, Каменского. Только польза ли им? Но эти чувства погубят, надо будет всё отработать:

- вот классные специалисты...

- без этих не сделать стенда (Азалецкий, Якимович)

- без этого завязнем с ремонтом (Каменских)

- без этих (Щербаковой, Бокаушиной) мы без рук - они крутятся как волчки

- без этого (Купцов) нет будущего

            А тот очень важный урок, с которого начал запись, что возможность, которой располагал, не веря в неё, остаётся всё-таки твоим шансом, имеет важное следствие: нужно отрабатывать, исследовать до конца всякую такую представившуюся возможность. Вот ведь оказался прав в своих догадках о резерве по бухгалтерскому учёту, да - поздновато: калужский резерв по зарплате "уплыл", а подсказать здесь никто не подскажет. Также нужно будет самому доводить договор по помпам и, не задумываясь, бросаться с головой в эту "прорубь".    

            И никаких пораженческих настроений - ты не знаешь себя, ведь многое задуманное стало реальностью, побольше только цепкости!

            Вообще, любопытно исследовать природу душевного дискомфорта, который меня парализует. Потому что по воспитанию, укладу жизни я мало приспособлен к изменениям жизненной ситуации, и мой опыт в этой части скорее "поневоле", чем осмысленно приобретенный.

        Вспомни, как в ранге конструктора, вырвавшись в ЛКИ, завернул "наниматься" в какую-то тамошнюю конструкторскую контору, и рад был, что по какой-то случайности до дела не дошло. Не помню, впрочем, этот эпизод был при Савицком или до. Наверное, - до.

        Переход к Савицкому (в нынешнюю лабораторию) был полу-самостоятельным поступком, внушённым Корнетовым. Перед тем была попытка стать расчётчиком у Алексеева (Начальника рассчётного турбинного отдела), которая могла состояться. Но я не стал ждать до лета там, хотя у Савицкого в итоге прождал до зимы.

        Дальше всё было "по обстоятельствам". "По обстоятельствам" был и бунт против Савицкого, хотя он много принёс мне политического багажу. Также "по обстоятельствам" я стал начальником, когда Филаткин решил унести свою шкуру, оставив нас на утлой лодочке в бурном море, кишащем бондаревыми и головановыми.

            И вот - эти самостоятельные четыре месяца, когда я "учусь ходить". Такова ситуация - чего пасовать! В наихудшем варианте за тебя решат "обстоятельства", т.е., вероятно, всё так и выдет, что мне выбирать не придётся... Не потерять бы лицо!

            Придётся, похоже, опять искать себя своё место. А может это не так дурно - быть в поиске? Ведь многое набрал, - зачем прибедняться? Стоит ли сетовать, что не стал механизмом? Может быть, как раз моя универсальность и пригодиться? Случаем ли, но ведь начальником лаборатории оказался. Пусть я не удовлетворён, пусть помарки, небрежность, непрофессионализм, но ведь я только встал на ноги, при общем-то неказистом нашем фоне, далёким от мировых стандартов! Не бывает легко, когда входишь в новый для себя мир отношений, который ведь для меня новый в квадрате, учитывая нынешнюю переломную обстановку.

            Надо замаскироваться, не нервничать, играть стереотип и внимательно делать то, что мне ещё доступно. А вообще-то, учить английский. Кто знает, может удастся ещё раз сменить "маршрут". Здесь очень хлопотно и рискованно... Забавно, конечно, как я дефилирую по жизни, умудряясь оставаться дилетантом - конструктором и даже лучшим по заводу и министерству, исследователем и опять лучшим, лектором и даже начальником лаборатории, хотя последнее, кажется, будет уж совсем кратким эпизодом. Очень увлекательно, как разовьются события за эту неделю!

2.7.91 вт

            Вчерашний день прошёл не просто благополучно, но - с некоторой натяжкой - мог бы вселить надежду. Особенно - заключительный мой "триумф", когда с совещания в 14 у Голованова по Иракскому проекту пошли всей компанией к Блинову, и там я несколько раз был высвечен и даже произнёс спич, который, как возомнил, резко изменил ход совещания в пользу нашего участия в этом проекте. Блинов привнёс идею кооперации с инофирмами, а Огнев затащил к себе в кабинет, обговорил со мной последовательность действий.

            И даже звонок Галины Васильевны из планового отдела, что надо "заполнить" план ("так сказал Владимир Сергеевич", её начальник) не омрачил день, а вызвал юмористическую реакцию.

            Но зато сегодняшний день оставил ощущение безысходности. И ситуация с планом, которую я "заблокировал" между двумя крайними позициями Киселёва и Голованова. И Письменный, которого мы "обрабатывали" в "Рокопе" (наш кооператив) в присутствии Игоря (ген.директора), съездив туда в обед, и проиграли, поскольку тот не сдался, а мы на решительные действия (отозвать акт или пойти на судебное разбирательство) не решились (в первом случае, я обкатал возможность отозвать акт на Киселёве, не пойдя к Блинову - это было бы слишком рискованно, а под суд не хочется подставлять Игоря). И даже здоровые хлопоты и разговоры о ремонте по вчерашней поездке Игоря Семёновича в Масложиркомбинат и по стенду для насоса под Израильский редуктор по каким-то разным причинам лишь усугубили уныние.

            Да, и ещё - если вчера не было проклятых упоминаний о "собрании" или объединении лабораторий, что трогательно возрождает у меня надежду. То сегодня, когда в 9 Голованов собрал по НИР и перебирал лаборатории, упомянул 6-ю как "бывшую", а меня назвал 10-й, после этого многозначительного аванса надежде он, в завершение, коротко бросил нам с Филаткиным, что надо собраться после того, как он проведёт собрание ("собрание!", - воспринятое мною как упоминание об ожидаемой изощрённой пытке) у Пасса (нач.отдела). И после этого я сбежал с Корнетовым на поединок с Тильманом, оставив Ларису прикрывать. Но вышло без осложнений.

            Впрочем, эта ожидаемая экзекуция с некоторых пор воспринимается со страстью, как спасение.

            Завтра заняться госбюджетом и договором с Водоканалом. Организовать Игоря Семёновича. Не паниковать только. Это же интересно - не потеряться в такой ситуации. Это одно приносит облегчение, ощущение равновесия.

4 июля 1991 чт

            Вчерашний день был почти "спокойным". Голованов нас свёл с Филаткиным в своём кабинете, но вдруг был вызван к Блинову. И мы с Филаткиным уясняли обстановку и состав того, что оставим от лаборатории. Он пытался запугать меня Корнетовым, чтоб того выкинуть из списка. Но после обеда с новыми силами я восстановил весь свой список, который подтвердил у Голованова. Но и под этот список нужны 100 тыс.

            Сегодня с утра Голованов собрал по колхозу, был непринуждённый have a chat. Между прочим, о Блинове прозвучало - "Он и себя-то не замечает". Это я о том, чтобы "заметить" нашу 10-ю лабораторию.

            А до Голованова с Игорем Семёновичем (начальником стенда) и Лёшей (слесарем), собравшимся в отгул, двинули на топливоподготовку. Запах мазута на подступах как бы материализовал мою тоску от нежелания выделывать "балет" и идти в "кабалу" за простую возможность существовать на нищенскую зарплату.

            К вечеру Корнетов насторожил тем, что попридержал методику в 3-х тысячном договоре, где моё участие он, в принципе, может оспорить при новой конъюнктуре. В душу яд Филаткина проникает... 

            День спокойный. Из Калининграда приехала женщина-снабженец с заявками по насосам. Внимательно разобрался в разработках Игоря Семёновича. И принёс бланки договора по израильскому редуктору, вызванный для этой цели самим Рыжковым (Зам. Главного конструктора по турбинам). Не сразу поверил, спустя много времени он перезвонил со спокойно-выжидательным - "Так я вас жду". Между прочим, чуть не "предал" Корнетова, не сразу включив в список. Он действительно здесь не при чём. Так что долг платежом красен, - если он задумал "бл…ть".

            Новое сегодня - это некоторый выход из-под гипноза безысходности и некоторое участие в происходящем.

            Но я не сказал главного. Вчера вечером Голованов заявил о себе Блинову по селектору в связи с нашим вопросом. И Блинов перенёс договориться на сегодня. По-видимому, колхозные дела заслонили наш вопрос, или - "обсуждают", как с нами быть без меня? Вообще-то, Голованов бодро предлагал прямо перейти к формулировке приказа и, по настроению, как будто уверен в дотации. Но этих людей никогда не поймёшь, - они делают лицо. Филаткин тоже из них, а я - не вышел харей. Действительно, ведь держусь за Семёныча, Корнетова, Курашёва. Филаткин - тот мягко и неназойливо помещал меня в компанию Володи, Бычкова и Азалецкого. Да, и те и другие - дружки ситцевые! Чёрт, прямо интригует, чем кончится!

           

            А вообще, забавно - чего там говорить! - что я валяю дурака - какой там? - двадцать второй год! В качестве конструктора, офицера, исследователя, начальника лаборатории - до каких пор? Сейчас ещё под шумок вроде можно достойно уйти. Хорошо, если "помогут", а то ведь будешь цепляться.

5 июля 1991 пт

            Надо ж, - выпустила меня эта неделя!

            С утра позвонил Голованов, назначивший на понедельник "собрание". Я задал вопрос о приказе - что объяснять людям? - "Кто будет готовить приказ?" Он вдруг вспомнил, что Филаткин будет после обеда. После обеда, как я выяснил по телефону, они встречались - "Надо всё-таки нам поговорить у Голованова!" - и так до конца дня меня не потревожили.

            Между тем, мы "сжигаем мосты". Сразу договорились с командой Миносяна (заказчик по кооперативному подряду) и оформили документы. Лариса вспылила, увидев свои 100 и 200 на фоне наших 800 и 1000 - "Какие это деньги, когда другие большие деньги получают". После сидела, подобравшись, "защитила" передо мной Бычкова... Ну как объяснить человеку его роль?

            Утром - два звонка: Начинкин (нач.отдела) назвал номер заказа по израильскому редуктору для материалов и размножения, и Богачёв (нач. соседней лаборатории) дал проблему по тракторосборке под НИР из фонда завода. Перепасовал её Игорю Семёновичу, - а ну как выдет? Мне уже не успеть. Кроме того, стало нравиться "заводить" людей. Одно удовольствие наблюдать возрождение Игоря Семёновича.

 

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .  

 

14 июля 1991 вс

            В среду ночью вышли к ограде пансионата под Харьковом, где станем "оздоравливаться", как определено в одном здешнем доморощенном "приказе по пансионату", изгоняющего из этого рая мать с тремя детьми за порчу "мягкого инвентаря".

 

            В понедельник всё-таки вырвался от своих дел в Отделе. Переназначаемая "нашему треугольнику", отнюдь не антагонистическому - Голованову, Филаткину и мне - аудиенция Блиновым началась только в 5. Два часа мы слушали его воспитательные сентенции, часто убедительные и даже будто бы справедливые, наблюдая заинтересованно и равнодушно его игру с нами "кошки с мышью". Он даёт деньги, но - чтобы мы нашли что-то такое, что нас "прокормит" с Нового года, когда он помочь уже будет "не в состоянии". Он понимает, что начальникам, воспитанным по-старому, нужно время, чтобы встать на ноги. Всё это очень справедливо и воспринималось мною как отдушина после командно-административного ража, поднятого его же приказами по поводу незагрузки планов.

            Я защищал своих персонально и, на его реплику, что можно ещё подсократить, сказал "доблестную" фразу, что "спрессовано дальше некуда" и как будто поставил точку. Хотя его больше убедило, наверное, малое число остающихся - 10 при 15 у Филаткина. У меня был глухой срывающийся голос от горла, которым я с мрачным видом ораторствовал с упоением.

            Потом высказывали предложения под его 100 тысяч, все отвергнутые ввиду их очевидно исследовательского характера. Мне на выходе Блинов посоветовал "не фантазировать". Филаткин, которому он тоже дал какое-то напутствие, уже вышел. И я, уже вышедший к двери, произнёс торжественный спич о том, что я "не лыком шит". Обращённые ко мне головы Блинова и Голованова выражали полуудивление, как мне показалось.

            Потом, наэлектризованные высоким общением, сидели у Филаткина. Чуть позже подошёл Голованов, пожавший руку мне как отъезжающему и тем "отпустивший" меня. При том, что Блинов будет ждать "предложений" в ближайшие два дня. Впрочем, после заготовленного приказа об объединении лабораторий я уже могу стушеваться. Назавтра, в день отъезда, продиктовал Бычкову и Ларисе заготовленные ночью уточнённый "Фонд зарплаты лаборатории", поэтапно с сокращениями и дотациями, и "План работы по насосам" с идеей создания ремонтно-испытательного стенда. После длительных напутствий Бычкову попросил его передать эти бумаги с Приказом на замещение Голованову.

           

            Здесь в пансионате вчера лишь на 3-й день отправил письмо. Мучает горло, хотя и подлечиваю кстати прихваченной Пшеничной, которую добавляем в чай, получая грог, использовали для растираний, а сегодня принял из чашки без церемоний. И Людмила справлялась, пьяный ли я...

            Жаркое солнце, обманчиво освежаемое ветерком. Загорали на крутых берегах Малого Донца, купаясь в его тёплой воде. А сегодня второй день выходим к т.н. Карьеру, образованному Донцом на песчаной выборке. Это пространство вроде озера, где плещутся волны, есть какой-никакой простор и уединение. При том, что на пляже всё забито, и ежеминутно слышим сержантские реплики дежурного спасателя с ихним акцентом, который сопровождает нас сейчас всюду, здорово забавляя.

Сергей Семёнов, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 1529 № 119497 от 18.04.2016

0 | 0 | 1526 | 25.11.2024. 00:20:54

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []