О, мой учёный друг, ты знаешь много гитик!

Но как же мне, певцу, в теорию облечь, 

что раненый февраль слезой из сердца вытек 

и ветер обратил в рифмованную речь?

Не мучился ли я, невосполнимо тратясь 

на спящие в шкафах пудовые труды, 

не резал ли гортань о леденящий градус 

в надежде овладеть искусством немоты?

Буравил душу снег, дела катились к чёрту, 

от вальса фонарей кружилась голова, 

пытаясь отыскать заветную реторту, 

из сумрака стихий родящую слова.

Проблескивал намёк сквозь марево дороги, 

пытал морзянкой звёзд, подмигивал с икон.

И чем же я могу похвастаться в итоге? - 

увы, не дался мне магический закон.

Так не суди меня за песни, что не спеты, 

и пусть отрежешь ты, мол это не всерьёз.

Но, кажется, судьба и гитика поэта - 

как раненый февраль, пронзительный до слёз.